не то…
– Это уже ни в какие ворота! – проревел он. – На глазах у целой толпы сказала, что я – вульгарный мещанин, типичный нувориш, пустая бездушная оболочка…
– Я так сказала?
– Какая невоспитанность! Тебя родители элементарной вежливости не научили? Конечно, не научили, я и забыл – твой папа слишком рано умер. – Сюй Ячэнь обернулся и взглянул на меня: – Если б он видел, как ты себя ведешь, головы бы не смог поднять от стыда. Ты его опозорила. Говорила, что на самом деле у меня нет ничего за душой. Надо же! Это у тебя ничего нет. Не обижайся, но я приютил тебя просто из жалости.
Я взглянула на него:
– Вроде благотворительности, которой ты занимаешься?
– Да, как помощь детям из горных районов. Вот только я ни разу не видел, чтобы дети из горных районов были такими наглыми и неблагодарными.
В темноте мы пристально смотрели друг на друга. Наконец он устало закрыл глаза и жалобно проговорил:
– Завтра тебе надо уехать.
Я проспала почти до обеда. Почему-то перед уходом я смогла отлично выспаться, не видела ни единого сна. Проснувшись, собрала чемодан, потом поднялась на второй этаж, открыла ключом комнату, где хранилась коллекция, подошла к той замотанной в пленку скульптуре, вытащила из кармана канцелярский нож и стала резать скреплявший пленку скотч. Хлопнула дверь, в комнату вошла Сяо Хуэй.
– Так и знала, что ты здесь! – провизжала она. – Попалась!
– Что?
– Сама знаешь. Решила прихватить себе что-нибудь перед уходом…
Я посмотрела на нее и снова взялась за скотч.
– Ты что надумала? – крикнула Сяо Хуэй.
Я разрезала скотч, и пленка упала на пол. Скульптура открылась сумраку комнаты. Девочка по-прежнему тянулась вперед, подняв голову и закрыв глаза, на ее лице играла завороженная улыбка, словно она впервые вдыхает запах этого нового места. Я выронила нож и вышла из комнаты.
Чэн Гун
Я умею долго не пьянеть, но, в общем, это неважно; начав пить, всегда хочется переступить границу умеренности и дойти до настоящего опьянения. Это как табу, существующее для того, чтобы его нарушали. Бесконечная радость и бесконечная печаль, которые приходят с опьянением, бесценны, и при случае я хотел бы пережить их вместе с тобой.
Мы немного выпили, теперь наконец можно начать рассказ о дедушке. С возрастом те события все дальше и все меньше хочется о них говорить. Как будто память выделила для них отдельный остров, что виден издалека, но доступ к нему отрезан. Если хочешь туда попасть, придется с головой нырнуть в холодную воду, задержать дыхание и плыть.
Только в шестилетнем возрасте я узнал, что на свете есть еще и дедушка. Однажды тетя взяла меня с собой на работу в больницу при университете. Когда мы подошли к главному входу, она спросила, помню ли я эти места, и добавила, что когда-то я здесь
