что, полагаю, он стоит там же, где простоял последние двадцать лет.
– Хотелось бы в этом убедиться, – не сдавался прокурор. – А в идеале еще и получить доказательства того, что данная машина не покидала территорию полигона.
– «Это неописуемо», – сказала собака, глядя на баобаб, – вполголоса пробормотал капитан Самарцев. – В смысле – недоказуемо.
Зернов не успел кивнуть, соглашаясь с коллегой, потому что хозяин снова его удивил, непринужденно заявив:
– Нет ничего проще. Полагаю, ваши люди сумеют все увидеть и оценить без вашего участия, – добавил он, соизволив, наконец, заметить спутников господина советника юстиции. – Туда семь километров по бездорожью, на что оно вам сдалось? Если хотите, мы сможем отлично пронаблюдать за процессом с моего НП. – Он указал на верхушку холма, где находилось невидимое с этого места бетонное сооружение, на присутствие которого намекала только вонзающаяся в голубое сентябрьское небо тонкая игла стальной мачты. – Там отличная стереотруба с сорокакратным увеличением, настоящий Карл Цейс. Я предложу вам кофе, а вы, быть может, не откажете мне в любезности объяснить, чем вызван интерес областной прокуратуры к моему сто седьмому. Анатолий Степанович, – обратился он к своему одетому в мышастую униформу без знаков различия спутнику, – устрой господам офицерам экскурсию. И возьмите Вилли, незачем им гробить подвеску на наших кочках. Пойдемте, – сказал он прокурору, сделав приглашающий жест в сторону крыльца, по обе стороны которого торчали, растопырив стальные лапы треножников, тяжелые станковые пулеметы времен последней германской войны. – Не беспокойтесь о доказательствах, вы их получите, и они, смею надеяться, будут весьма убедительными.
Глава 5
Дрожащий, как малиновое желе, в восходящих потоках горячего воздуха раскаленный шар дневного светила уже почти касался всхолмленного песчаными барханами голого горизонта, когда Глеб остановил угнанную в приморском Кишне машину на обочине пустого шоссе. На фоне окрашенного в неправдоподобно яркие закатные цвета неба темнели неподвижные, будто нарисованные на театральном заднике силуэты финиковых пальм. За спиной, на востоке, небо уже пошло наливаться густым ультрамарином, над дюнами пригоршнями рассыпанных карнавальных блесток заблестели первые звезды – по-южному крупные, яркие, дрожащие. Мимо, хлестнув в борт машины волной горячего, с песочком, воздуха, пронесся большегрузный тягач. Замысловатая вязь арабских букв на его номерном знаке была похожа на прогрызенные жучком-древоточцем в толще сосновой доски ходы. Тихонько насвистывая «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна», Глеб отыскал в бардачке упаковку влажных салфеток и тщательно удалил со всего, к чему прикасался, отпечатки своих пальцев.
После кондиционированной прохлады обшитого светлой натуральной кожей салона слегка ослабевшая к вечеру, но все еще свирепая аравийская жара навалилась на него, как тонна раскаленного песка.
