прищурился и хмуро засопел.
– Разберемся, – мрачно пообещал он и, многозначительно глядя на Германа, добавил: – Во всем разберемся.
Патриарх встал из-за стола и, горделиво выпрямившись, заявил:
– Если меня тут, невзирая на священный сан, подозревают в столь страшном грехе, то я…
– Да какие там подозрения, – бесцеремонно перебил его Торопыга. – Это я выясняю, дабы было что пояснить нашему воеводе, когда он приедет.
– А он жив?! – вырвалось у патриарха, но Герман тут же поправился: – Я имел в виду, его не убили в сражении?
– Его не убили в сражении, – спокойно ответил Николка. – И отравить его тоже не получилось. К тому же тот, кто поднес ему яд, уже схвачен, так что он-то нам все и скажет.
Герман осекся. Торопыга же продолжал свое следствие. Вел он его совершенно неумело, но компенсировал это старательностью и дотошностью к мелочам. Словом, в точности так, как советовал воевода. Особенно его заинтересовал стилет служки и загадочное поведение Упрямца.
– Стало быть, возле этой стены он вертелся, – задумчиво протянул Николка, склонившись над мозаикой. – Я Упрямца немного знаю, – бормотал он, медленно проводя пальцем по краю картины. – Упрямец – добрый пес. Такой вертеться где не надо просто так не будет, да и кусать кого ни попадя тоже не станет.
И тут служка с одутловатым лицом не выдержал. Некоторое время он бочком пододвигался к Торопыге, а затем, схватив со стола стилет, кинулся на дружинника и тут же взвыл от боли, держась за руку, из которой торчал широкий нож.
– Молодец, Родион, – одобрительно заметил Панин дружиннику, стоявшему у самого входа.
Выпрямившись и ухватив служку за шиворот, он выдохнул ему в лицо:
– Ты у меня теперь все скажешь. И куда Любим делся, и что с ним, и про яд…. Погоди-ка, – нахмурился он от пришедшей в голову мысли. – А ведь ты не просто так на меня кинулся – удрать задумал. А куда? Неужто к этому святому?
И тут он с силой дважды ударил служку головой об мозаику. От ударов часть слюдяных кусочков вылетела из своих пазов, обнажив не штукатурку стены, а деревянную поверхность.
– Точно, – констатировал Торопыга. – Теперь нам совсем просто будет.
– У меня разболелась рана, – буркнул патриарх. – Я хочу уйти в свои покои.
– А я и не держу, – удивленно развел руками Торопыга.
– И я хочу забрать всех своих людей, – властно произнес он.
– Кроме этого, – сразу оговорил Николка, указывая на служку, который бессильно обвис, потеряв сознание.
– Всех, – повторил патриарх. – Он – духовного звания и потому подлежит только духовному суду.
– А это как скажут наш воевода и ваш император, – остался непреклонным Торопыга.
– Владыка Мефодий, повелите своему человеку освободить моего монаха, – сделал Герман последнюю попытку.
– Мне ратные люди не подчиняются, – сокрушенно развел
