сухопутными силами признал примат политики, то тем самым он взял на себя в военном отношении тяжелую ответственность, но не отказался от данной ему прерогативы в своей узкой области.
Во время польского кризиса подобных разногласий между Гитлером и ОКХ не возникало. Во всяком случае, мы, третьи лица, не замечали ничего подобного. Я думаю, что ОКХ тогда – после того, как Гитлер в случае с Чехословакией оказался прав в отношении оценки позиции западных держав – надеялось, что то же случится и во время событий осени 1939 года. Во всяком случае, я предполагаю, что ОКХ, точно так же, как и мы в группе армий «Юг», в те решающие дни в конце августа до конца считало, что все окончится политическим урегулированием, как это в свое время было сделано в Мюнхене. Впрочем, в польскую кампанию Гитлер не вмешивался, если не говорить о его предложениях относительно развертывания сил германской армии в Восточной Пруссии, с которыми ОКХ согласилось.
Теперь, однако, дело обстояло совсем по-иному. Правда, нельзя оспаривать то, что вопрос о продолжении войны после поражения Польши и о методах ее ведения был вопросом общего руководства военными действиями, окончательное решение по которому должен был принимать Гитлер как глава государства и верховный главнокомандующий вооруженными силами. Но когда предстояло решить вопрос о методах проведения наступления сухопутных сил на Западе, для этого было необходимо установить, смогут ли они решить эту задачу, а также когда и где должно проводиться наступление. В этих трех вопросах примат командования сухопутных сил был несомненным.
Во всех этих трех вопросах Гитлер, однако, поставил ОКХ перед свершившимися фактами, 27 сентября известив командующих тремя видами вооруженных сил без предварительного согласования этого решения с командующим сухопутными силами, что он решил начать наступление на Западе еще осенью 1939 года, нарушив нейтралитет Голландии, Бельгии и Люксембурга. Это решение нашло вскоре свое отражение в директиве Главного штаба вооруженных сил (ОКВ) от 9 октября 1939 года.
Как я понял из высказываний упомянутых выше трех человек, при получении «Директивы о развертывании „Гельб”» 21 октября 1939 года ОКХ примирилось с этим «capitis diminutio»[44]. Оно отдало директиву о наступлении, с которым по-прежнему было не согласно. Во всяком случае, в решительный успех не верили и руководящие деятели ОКХ.
Здесь следует заметить, что сомнения в этом отношении, учитывая соотношение сил на Западном фронте, не были лишены основания. Из всего этого я мог только сделать вывод, что ОКХ в данном случае отказалось от своей руководящей роли как инстанции, ответственной за ведение войны на суше, и примирилось с ролью технического, исполнительного органа. По меньшей мере случилось то, что в свое время стремились предотвратить мы с генерал-полковником Беком нашими предложениями о разумном урегулировании вопроса об организации верховного командования
«Приниженным положением»
