бы то ни стало сохранить здесь все как было. Иногда я подумываю о том, чтобы убрать все это с глаз долой: сувениры, постеры, призы, полученные мною за победы нашей команды по игре в американский футбол, – но я никак не могу заставить себя это сделать. Отец возил меня на каждую из тренировок, стоял на краю поля во время каждой игры. За пределами этой комнаты люди могут говорить о нем все что хотят, но здесь он по-прежнему остается просто моим отцом.
Отогнув уголок одного из черных пакетов, я смотрю на урожай. Хэмми сейчас бегает по периметру пшеничного поля. На секунду у меня мелькает мысль – может быть, это он каким-то образом добрался до того теленка и затащил его в поле? – но я тут же выбрасываю это предположение из головы: после смерти отца наш беспородный пес ни разу не заходил в пшеницу, как будто она внушает ему страх.
Мы с отцом переехали в полях множество животных. Это ужасно, но такова уж фермерская жизнь. Как-то раз мы даже наткнулись на американского черного медведя. Мы тогда решили, что он, должно быть, попытался устроить себе берлогу, чтобы залечь в зимнюю спячку. Но вид погибшего новорожденного теленка выбил меня из колеи. И на то были охренительно веские причины.
Я стараюсь не видеть в этом скрытого смысла. Умничка говорит, что в этом и состоит моя проблема. Я постоянно пытаюсь всему найти объяснение, разобраться во всем до конца.
– Клэй? – кричит мама из кухни. – Пять минут, хорошо, дорогой?
От звука ее голоса меня передергивает. Она изо всех сил старается говорить, придавая своему тону жизнерадостность и беззаботность, но от него исходит такое отчаяние, словно еще чуть-чуть – и она попадет в Оукмур.
Я надеваю матерчатые трусы, натягиваю футболку. И в миллионный раз думаю о том, а не продать ли мне ферму. Некоторое время назад мистер Нили предложил за нее достаточно денег, чтобы мы могли уехать из города и поселиться где-то еще. Но мысль о продаже фермы вызывает у меня такое чувство, будто тем самым я предам отца, предам всю историю нашей семьи. Наши предки были не из тех ловкачей, которые захватили землю самовольно, как некоторые семьи в соседних округах. Мы не украли свою землю, разбив на ней лагерь заблаговременно, до начала земельной лихорадки, и спрятавшись в зарослях кустарника, как какие-нибудь говнюки.
Моя семья начала с самого места сбора желающих занять свободные земли и завоевала свой участок в честной гонке с участием лучших из лучших. И участок нам тоже достался лучший из лучших. Отец вечно шутил о том, что, когда наша семья отхватила эту землю, она исчерпала все отпущенное ей Богом везение. Либо все было именно так, прикалывался он, либо они заключили сделку с дьяволом. Но дело не только в истории нашей семьи, а еще и в том, что, если бы я согласился продать ферму, Умничка была бы безутешна. Она лелеет безумную мысль о том, что когда-нибудь сама будет управлять фермой. Нет, я не говорю, что ей это не по плечу – когда Умничка берется за что-то всерьез, она может сделать все. Просто я хочу для нее чего-то
