до цветка), засушивать и зарисовывать части растения. После того задания я узнала многое о естественном ритме жизни: из крохотного семечка вырастает растение, цветет, а затем вянет, – я запомнила это навсегда. Но как бы я ни любила такие проекты, все они меркли перед темой того дня. Я сидела за партой, едва сдерживая свою радость, когда мистер Бинг объявил тему урока: репродуктивная система человека. Затем я стала читать. Сначала шел раздел об образовании сперматозоидов. Написано было впечатляюще.
«Семенники отвечают за эффективную репродукцию. Они могут производить до трехсот миллионов сперматозоидов в сутки. Каждый сперматозоид представляет собой идеальную систему доставки генетического материала к яйцеклетке. Форма, хвост, питательные вещества и подвижность в совокупности способствуют главной цели – первым достичь яйцеклетки и передать ей генетическую информацию».
«Вот это да! В природе все великолепно устроено, я бы гордилась, если бы у меня были семенники».
Далее я стала читать про женскую репродуктивную систему. Мне хотелось скорее узнать, как невероятно устроен мой собственный организм. Но ничего подобного я не нашла. Написано было следующее.
«После созревания яйцеклетки и выхода ее из яичника у женской репродуктивной системы существует два пути: в случае оплодотворения эндометрий утолщается, матка начинает расти, формируется плацента, и в тесном пространстве чрева матери происходит чудо развития новой жизни; если же зачатия не происходит, эндометрий отторгается и сбрасывается, цикл начинается заново».
«И это все?!» – подумала я.
Я была поражена переменой тона, слегка пренебрежительным отношением, замалчиванием чуть ли не самого важного момента: почему мы теряем кровь и не умираем. А еще да, штампование маленьких детишек, как будто на 3D-принтере. Подумаешь, какая важность. А в случае, когда беременность не наступает, мы как будто кого-то разочаровываем. Учебник описывал человеческие гормоны так, как будто ценной для воспроизводства и рождения детей является только мужская составляющая. Мне было всего 14 лет, что я могла знать? Но все же тот период жизни был для меня настолько завораживающим и радостным, что, как только у нас начался предмет «Половое воспитание» в шестом классе, мы с тремя подругами организовали «Клуб месячных». У него были две главные задачи: догадаться, у кого из нас первой начнутся менструации, и бегать каждый день во время обеда в туалет: проверять, не начались ли. Годами я испытывала благоговейный трепет от мысли о приближающейся зрелости. Потому сухое описание женской половой системы приняла невероятно близко к сердцу. Мне было обидно.
Но это было только начало. На протяжении всех лет моей учебы – на уроках биологии мистера Бинга, затем в священных залах Университета Джонса Хопкинса, где я получила степень бакалавра, – я снова и снова наталкивалась на этот странный тон и обидную недооценку силы женского организма при описании различных биологических процессов. Все рассказывалось сухим медицинским языком – от продолжительности «нормального»
