жизнь, но Иван Фёдорович так сформулировал родительское решение, хотя и назвал его всего лишь советом:
– Вы ещё очень молоды. Ольге необходимо завершить учёбу здесь, в Ленинграде. В вузах Белоруссии пока нет сильной медицинской школы. Алексей отправится к новому, пока ещё неизвестному месту службы. Ему потребуется какое-то время для вхождения в новые условия, для обустройства. Будем надеяться, что войны долго не будет, руководство партии и правительства работают над этим неустанно. Алексей будет приезжать в отпуск к нам, а Оля на каникулах к нему. Время быстро пролетит. Такой вот вам наш родительский совет.
Анастасии Петровне ничего не оставалось, как только поддержать эту позицию, отчего молодёжь сделала кислые мины. Людмила Аркадьевна, мать Оли, увидев набухшие глаза дочери, произвела тактический манёвр.
– Будем считать, что сегодня состоялась помолвка наших молодых, – заявила она с оптимизмом и подняла бокал. – Выпьем же за молодых!
На том и решили. Оля оставалась в Ленинграде, Алексей уезжал к месту службы.
Оставшуюся часть отпуска Гордеев провёл в спортзале, в массажном кабинете госпиталя, в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, на концертах симфонической музыки в Филармонии. Они с Олей часто ходили в кино, гуляли в зоопарке, ездили в Пушкин, Петергоф, Гатчину, Ломоносов. На время он освободил мать от хозяйственных обязанностей: ходил за продуктами в магазины и на рынок, готовил еду, мыл посуду, прибирал квартиру, стирал бельё. Трудился, как говорится, не покладая рук, а про себя бурчал: «Такому мужу цены нет. И швец, и жнец, и на дуде игрец. А ему всё бубнят: “Молод ещё. Рановато жениться”. Так до старости в холостяках и прокукарекаешь».
В конце июня с Варшавского вокзала поезд унёс Гордеева в Минск. В вагонах ехал в основном военный люд. Все друг с другом знакомились, старшие командиры отправлялись в вагон-ресторан, младшие доставали нехитрую снедь, наливали в стаканы коньяк, водку, вино (что у кого было), пили, закусывали, пели под гитару, много говорили, но никогда о войне. Запрет на эту тему, наложенный политорганами и особыми отделами, старались соблюдать. Понимали, всегда найдётся «доброжелатель», и тогда в лучшем случае грозит разжалование, в худшем – трибунал и лагеря.
Кадровики управления автобронетанковых войск Западного особого военного округа встретили Гордеева приветливо. Принимавший его подполковник весело и бесхитростно заявил:
– Давай, Гордеев, я тебя оставлю в штабе управления. Нам боевые офицеры нужны. Годик послужишь, мы тебя в академию отправим. А там, глядишь, скоро майором станешь, батальон получишь. Ну, как, по рукам?
Перспектива была, безусловно, заманчивая. Алексей заколебался, призадумался. В этот момент с шумом отворилась дверь, в кабинет, громыхая сапогами, ввалился крепко сбитый подполковник-танкист в новом мундире с двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «ХХ лет РККА». Не здороваясь, он громовым голосом спросил кадровика:
– Документы для нас есть?
– Есть, товарищ подполковник, для вас всегда есть, – с усмешкой
