в районе груди и бёдер она тоже трещала по швам. Катя вертелась у зеркала третий день и всё равно не могла к себе привыкнуть. К тому же, как назло, всё время вспоминала взгляд, каким отец встретил её после двух месяцев в деревне. Даже маме она не стала рассказывать об этом, а уж Алеське – тем более. Жаловаться друг другу или слишком откровенничать им как-то не приходилось. Каждый носил свою боль в себе. Так было надёжнее.
– Ты, Катька, белая ворона какая-то, так и просидишь на печке всю жизнь, если я за тебя не возьмусь. Нет, оно, конечно, можно и у нас на скамейке музыку послушать, я тебя понимаю. А потом так с бабками тут и проторчать до пенсии! Я вон, младше тебя, а уже отметилась. Кого там только не встретила! Светка сказала, они с Алкой всё лето на танцы бегали. Про тебя спрашивали. А мне даже сказать нечего! В деревню, говорю, укатила наша Катя, на всё лето, коров учится доить!
– Ну-ну, что ещё скажешь! – рассмеялась Катя. – К коровам я на пушечный выстрел не подхожу. Знаю я твои методы, задеть меня хочешь!
– Что ещё с тобой делать прикажешь! – возмутилась Алеся и продолжила любоваться собой в зеркале. Развитая не по годам, своими карими глазищами она устроила не один переполох в городе. Смотрела всегда в упор и даже с вызовом – как сама шутила – убивала взглядом. Катя, напротив, уверенностью в себе не отличалась и страшно недолюбливала свои странные глаза, меняющие цвет, и русые волосы, которые выгорали за лето и делали её похожей на бледную поганку. Сама Катя называла себя серой мышью, а с собственным портретом примирялась лишь маминой улыбкой. Смеяться обожала и за улыбкой прятала все свои беды и огорчения.
– Что улыбаешься? Пойдём или нет? С мамкой поговорила? До школы несколько дней осталось! – предприняла очередную атаку Алеся и подкинула новых аргументов, – кстати, в субботу танцы – са-а-амые клёвые. «Крылья» выступают. Солда-а-атики. Где только песни такие берут! Удивляюсь прямо! Обожаю эту, про крокодила! «В Африке раздольной и широкой, где течёт река могучий Нил, жил своею жизнью беззаботной маленький зелёный крокодил…»
Напевая, она играла лицом и пританцовывала перед зеркалом. Вдруг оторвалась от своего отражения и уставилась на Катю взглядом гипнотизёра.
Катя рассмеялась.
– Ты и сама всё знаешь, Алеська. Мамка отпускает. У неё одно условие, чтоб я в институт поступила.
– А-а-а! Так ты из-за папашки своего решила в монашки податься?
Возмущение Алеси было несколько наигранным, и Катя снова залилась смехом.
– Хватит меня смешить! В монашки! Нашла монашку! – потом махнула рукой. – Ладно, пойдём. Завтра и пойдём. Только так надо выйти, чтоб отец не заметил. А то заведёт свою шарманку!
– Да-а-а! Шарманка у него знатная, на один мотив только! – Алеся заметила слёзы в глазах Кати и тотчас поменяла тему. – А собираться у меня можно. Я целыми днями одна. Только заранее реши, в чём пойдёшь. А уж чем красоту навести, ты знаешь, найдём. Верка мне всего навезла из Минска. Там, знаешь, какие магазины,
