маринованные грузди. Акимыч достал из холодильника бутылку водки. Всё было невероятно вкусно!
Поужинав, сытые и расслабленные, мы перешли в комнату, прихватив по рюмке коньяка.
– Как думаешь, сколько людей кормилось от этой криминальной схемы? – спросил я.
– Думаю, не много, – разумно рассудил подполковник. – Но это были очень важные люди.
– Командующий стратегической авиацией мог быть в деле?
– Несомненно!
– Министр обороны?
– Само собой.
– В таком случае, кто мог покуситься на их интересы?
Найденов посмотрел на меня.
– Насколько я понимаю, зажигалку не оформлять протоколом? – спросил он.
– И не отдавай военным следователям, – сказал я. – Сними только отпечатки.
Лето, увязшее в пчелиных сотах
Август выдался жарким. Казалось, землю подтащили к солнцу, и теперь не было спасения от этой космической жаровни. Даже ночью. Тонкая перкалевая простыня грела как одеяло, а вентилятор гонял тёплый воздух, создавая слабую иллюзию прохлады. Движения стали заторможенными, мысли – ленивыми. Хотелось к морю.
В эти дни я часто вспоминал моих новых знакомых, Ивана и Марту, представлял их у реки и ужасно завидовал им. Мысленно следовал за ними в тени кустарников, бродил босиком по траве, подолгу не вылезал из реки… В такую жару Марта, должно быть, в широкополой шляпе сидит у мольберта. Интересно, что она рисует? Наверное, что-то очень конкретное: узор на спине жука, ажурные наличники на старом доме, прожилки на лопухах… Насколько я успел понять, у неё очень конкретный взгляд на окружающий мир. Я ещё раз пожалел, что совершенно не умею рисовать. Но если бы умел, непременно попытался бы нарисовать август. Я не представлял, как это можно сделать. Ведь ни серебристое облако из крылышек стрекозы, зависшей над тёплой водой, ни разомлевший от жары подорожник, ни расплавленный горизонт – ничто не в состоянии передать то смиренное блаженство, в которое словно в тигле переплавляются зной и тайная радость от ощущения, что тебя пронзают солнечные мечи. Нужно быть достаточно сумасшедшим, чтобы изобразить то, что можно только ощутить.
Именно в эти жаркие дни на Ильинке взлетел на воздух бронированный мерседес заместителя министра финансов Ставраки. Постовой полицейский и один из выживших охранников видели того, кто подложил под машину магнитную мину. Это был мужчина лет шестидесяти, а, может, и старше. На нём балахоном висел тонкий светлый плащ, лёгкая белая шляпа с широкими полями бросала тень на лицо. Аккуратная седая бородка придавала облику мужчины вид чудаковатого, старомодного профессора. В правой руке мужчина нёс полиэтиленовый пакет. У мерседеса он споткнулся, упал, выронил пакет. Из пакета посыпались апельсины, часть их закатилась под машину. Поднявшись, «профессор» неловко начал собирать фрукты. Видимо, когда доставал апельсины из-под машины, тогда и прилепил под днище мину.
Всё это зафиксировали видеокамеры. Раз пятьдесят я смотрел записи, пытаясь разглядеть что-то особенное, но ничего не
