и он рубил и жег каждого, кто вставал у него на пути. Ведь по сути дела он был одним из главных создателей Великого кризиса 1929 года, погрузившего Соединенные Штаты в Великую депрессию. Он и еще кучка сказочно богатых Волков обвели вокруг пальца ни о чем не подозревавшую публику, продавая ценные бумаги без покрытия на десятки миллионов долларов и зная, что они вот-вот обвалятся и все рухнет.
И как же его за это наказали? Ну, если я не путаю, он стал первым председателем Комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку. Вот это наглость! Да, главный жулик фондового рынка стал его главным сторожем. И все время, даже возглавляя комиссию, он продолжал за кулисами рубить и жечь и зарабатывать еще миллионы.
Я ничем не отличался от остальных – вообще ничем!
– Ты отличаешься от остальных, – сказал мне Грегори Джей О’Коннел, мой адвокат по уголовным делам, верзила почти семи футов ростом, – и в этом твоя проблема.
Он сидел за своим потрясающим письменным столом красного дерева, откинувшись на высокую спинку своего потрясающего обтянутого кожей стула и держа в руках копию не такого уж потрясающего обвинения. Это был интересный мужчина лет под сорок или слегка за сорок, с темно-каштановыми волосами и весьма квадратной челюстью. Он удивительно похож на актера Тома Селлека из сериала «Частный детектив Магнума», хотя, по-моему, значительно выше его ростом. Вообще, когда он вот так откидывался на спинку стула, его голова и туловище казались длиной с милю (вообще-то, по-честному его рост был шесть футов четыре дюйма, но мне каждый, кто был выше шести футов и трех дюймов, казался верзилой).
Магнум медленно продолжал:
– Или, по крайней мере, так считают правительство и твои друзья в прессе, которые никак не могут оставить тебя в покое.
У него был голос оперного тенора, и он изрекал свои советы так театрально, как это делал бы Энрике Карузо, если бы счел нужным.
– Мне очень неприятно это говорить, – продолжал возвышавшийся надо мной тенор, – но, Джордан, ты стал просто символом обмана маленьких фирм. Именно поэтому судья назначил тебе залог в десять миллионов, он хочет, чтобы ты послужил примером другим.
И тут я зашипел:
– Да неужели? Это же полная фигня, Грег! Все до последней буквы!
Я вскочил с черного кожаного кресла и возвысился уже до уровня его взгляда.
– Да на Уолл-стрит все жулики, уж ты-то это точно знаешь! – я наклонил голову набок и сощурился, всем своим видом выражая подозрение. – Что же ты тогда за адвокат, если этого не знаешь? Господи боже мой, да я же, блин, ни в чем не виноват! Совершенно ни в чем!
– Да, ты невиновен… – сказал мой друг и адвокат с четырехлетним стажем. – А я, блин, мать Тереза и отправляюсь в паломничество в Рим! А Ник, – тут он подбородком кивнул на третьего человека, бывшего в комнате, своего партнера Ника де Файса, занимавшего второе черное кожаное кресло рядом со мной, – Ник – это Махатма Ганди!
