пару минут они ушли в гостиную и сели у камина. Гостиная была небольшой, как и все комнаты в домах на Русском Холме, но очень красивой и уютной. Ройбен сел в отцовское кожаное кресло, а Джим – на диван. На нем было его одеяние священника, черная рубашка с римским воротником, черная сутана и брюки. Он практически никогда не ходил в мирской одежде.
Проведя пальцами сквозь каштановые волосы, Джим поглядел на брата. У Ройбена снова возникло странное ощущение того, что он будто отделен ото всех остальных людей. Он поглядел на голубые глаза и бледную кожу брата, его тонкие губы. Брат просто никогда не был таким цветущим и румяным, как Ройбен, но всегда выглядел хорошо.
– Я за тебя беспокоюсь, – сказал Джим.
– Конечно, почему бы и нет? – ответил Ройбен.
– Слушай, вот оно. Ты никогда так не разговаривал. Прямо, но при этом мягко и как-то странно.
– Ничего странного, – сказал Ройбен. Что еще можно тут сказать? Разве Джим не знает, что он пережил? Или знает слишком много, чтобы понять, что не знает главного? На Ройбена свалилось слишком много всего. Мерчент мертва, он стал владельцем дома, едва не умерев перед этим. Вот и все.
– Знай, что все мы тебя поддерживаем, – сказал Джим.
– Это еще слабо сказано, – ответил Ройбен.
Джим мрачно улыбнулся и резко глянул на него.
– Скажи мне вот что, – начал Ройбен. – Ты встречал разных людей, там, в Тендерлойн, в смысле людей необычных. Слушал исповеди. Ты исповедуешь уже не первый год.
– Точно.
– Веришь ли ты в зло, в некое бестелесное зло как принцип?
Джим промолчал.
Потом провел языком по губам.
– Эти убийцы… они были наркоманами. Причина куда более земная…
– Нет, Джим, я не о них. Да, я знаю историю их жизни. Я имел в виду… тебе никогда не казалось, что ты можешь ощущать зло? Ощущать, как оно исходит от другого? Ощущать, что человек намеревается совершить что-то злое?
Джим задумался.
– Исходя из ситуации и психологического настроя, – ответил он. – Люди склонны совершать плохие поступки.
– Наверное, это не то, – сказал Ройбен.
– Что?
Ройбену не хотелось пересказывать историю с мужчиной в баре. На самом деле, какая тут история? Практически ничего и не случилось. Но он все думал и думал, что же он почувствовал, глядя на того человека. Может, у него проявилось обостренное восприятие, он предугадал склонность человека к насилию.
– Причина куда более земная… – тихо проговорил он.
– Знаешь, – начал Джим, – я всегда над тобой подшучивал, что ты живешь как зачарованный, вечный Солнечный мальчик, всегда счастливый.
– Да-а, – язвительно протянул Ройбен. – Что ж, я всегда таким и был.
– Ну, с тобой такого никогда не случалось прежде, и… мне тревожно.
Ройбен не ответил. Снова задумался. Задумался насчет мужчины в баре. А потом подумал о своем брате. Его брат – человек мягкий. Исключительно
