что однажды станем модницами, как в этом Варьете. Нам всегда хочется красиво одеваться, а не носить дешевые тряпки. Как жалко наших женщин!
– Видишь, если задуматься, то главы раскрывают свой смысл. Умные люди поймут, а вот простые – вряд ли. Я знаю, что мои книги не будет читать рабочий класс, им нужно развлечение, чтоб меньше думать.
– А зачем Коровьев и кот оторвали голову конферансье? Я не поняла, сам скажи. В нем тоже есть смысл?
– Хорошо, начнем с самого начала. Воланду подают кресло – заметь, не стул, а кресло. Это трон. И он пронзительными холодными глазами изучает свой народ. Все молчат, охваченные волнением. И первая его фраза гласит: это всё тот же народ (что был до революции, до переворота), и лишь квартирный вопрос испортил их. Воланд прав, коммунисты отобрали квартиры у состоятельных людей и стали раздавать тем, кто готов служить партии. Кто против, те окажутся на улице, без крыши над головой. Раздача квартир, как самый сильный способ принуждения, изменила сознание людей. И ради этого интеллигенция готова на подлость. Например, наши литераторы состязаются между собой в написании лживых романчиков о подвигах коммунистов, восхваляя новую власть и ругая прежний строй. Также тем, кто вступил в партию, раздаются должности, да и просто рабочие места на фабрике. Квартирный вопрос растоптал души людей, сделал нас угодниками, словом, низкими людьми.
– Эта игра коммунистов мне ясна. Я спросила тебя о конферансье, зачем ему голову оторвали?
– Он поплатился, потому что невольно сказал правду о Воланде, что его фокусы – это не более чем гипноз народа. Сталин такое не прощает, как и любую критику.
– Тихо говори, – зашептала жена, приложив палец ко рту, – ты же знаешь, что у нас тонкие перегородки стен, и соседи могут услышать.
Увлеченный Михаил понизил голос:
– Вот за это и поплатился конферансье. И заметь, идею оторвать ему голову исходила не от самого Воланда, а народа в зале. То есть получается, что Сталин тут ни при чем, и, более того, он выступает в роли гуманного вождя, который сам предлагает вернуть голову конферансье.
– Я вспомнила толпу людей перед зданием суда, которые кричали: «Смерть предателям!», когда судили людей, недовольных политикой Сталина. И действительно, создавалось впечатление, что их смерти требовал народ, а не вождь.
– Ну как, я ловко замаскировал суть этой главы?
– Да, удалось, хотя на душе всё равно страшно. Михаил, прошу тебя, не пиши этот роман, а вдруг чекисты узнают? Тогда мы потеряем всё и опять окажемся в бедности, а ведь сейчас мы так счастливы. Да и тебя могут арестовать.
– Я понимаю тебя, сам счастлив, но иначе не могу. Я не могу молчать, когда процветает столько зла, несправедливости. Ты не бойся. Я всем буду говорить, что это мистический роман про дьявола, это фантастика. И в самом начале романа я поставлю цитату из Фауста, и это собьет с толку цензоров.
Люси задумалась и все же согласилась с мужем, так как была увлечена этим романом, и ей хотелось продолжения.
– Если
