соседних досках начали играть в игру, кто громче скажет матное слово.
– Пошли к нашим, – сказала я. Поднялась и ушла.
Через неделю подошли ко мне Мара с Андреем и говорят:
– Мы тебя с таким парнем познакомим – обалдеешь!
– Уже балдею, – сказала я. – Примерно как Егор?
– Да какой Егор, – Андрей даже сплюнул. – Егор дурак. Правильно ты с ним не замутила. Ещё чего не хватало.
Духота
Спасают только кассеты. Те самые, из пиратского ларька.
Или переписанные.
Спасают меня от одиночества, спасают Седова от меня.
Спасают даже Хурманяна.
Мара с Андреем решили идти до конца: привели меня на свою сходку. Сходка эта называется «Потёмкин». Почему – я не знаю; видимо, потому, что кочует с одной детской площадки на другую. Там были Гроб, Егор, Никита и куча девок.
– Вот эту нежную хайрастую красавицу, – так представил меня Никите Андрей, – Аля зовут.
Никита улыбнулся. Когда стало смеркаться, он пригладил светлые бакенбарды, взял гитару и начал петь Чайфов.
– Ты, Никит, главное, своих песен не пой, – сказала Мара. – Аль, он мне как-то включил свою запись. А там какое-то адское диско 80-х и Никита: что-то там «твои глаза». «Полняются слезой». Полняются, Аль! Я ржала!..
– Ну ладно тебе, – сказал Андрей. – Не позорь человека перед Алькой.
– А диско 80-х, – сказала я, – очень даже. Я до сих пор иногда слушаю.
Никита поднял брови и отложил гитару.
– Можно, – спросил он, – я тебя вечером провожу?
– Можно, – ответила я. И улыбнулась.
… – Алинька, – сказал дедушка, закрыв за мной дверь, – это что за улыбка?
– Это, – ответила я, – стереть забыла. Извини, дедуль.
– Да, – заметил дедушка Женя, – ты точно начинаешь портиться.
– Дедуль, – сказала я, – я очень сильно тебя люблю.
Дедушка долго на меня смотрел.
– У тебя есть листок? – спросил он.
Я вынула из принтера стопку и нашла такой, где не было ни маминых интервью, ни моих вурдалаков.
Дедушка разгладил листок, взял ручку, зачем-то ткнул её себе в кончик языка и нарисовал качели-лодочку.
– Вот тут, – сказал он, – маленькая любовь, а тут большая.
Он нарисовал два сердечка: маленькое на том конце качелей, который качнулся вверх, а на другом конце, на земле, – в два раза больше.
– Так вот, это маленькая любовь. Она лёгкая и всегда улыбается.
У маленького сердечка появилась весёлая рожица и круги на щеках. Видимо, румянец.
– А это, – продолжал дедушка, – большая любовь. Она тяжёлая, и все от неё страдают.
У большого сердечка рожица получилась грустной. Я взяла у дедушки ручку и пририсовала сердечку пластырь на лбу.
– Вот-вот, – сказал дедушка.
– Ну а если на самом деле всё не так? –
