со старшей мы дружили, простодыра такая, безотказная и курносая, а папа их был директором винзавода, обаятельный любимец и любитель женщин. Другим директор винзавода не мог быть. Если бы я столько дегустировала, то тоже бы была любимица и любительница. Жена ничего не знала, как все жены. Мне давно кажется, что жены существуют для того, чтобы ничего не знать.
Над нами жила рабочая многодетная семья. Муж всерукий, всем все чинил, во всем доме, не пил, денег не брал, и помнится мне, что все ему тыкали, которым он чинил, мужчины тыкали, хозяева квартир, в которых они были мужьями, но ничего не умели делать руками. И поэтому приглашали этого дядю Петю безотказного. Мне было неловко, что ему тыкают по-барски безрукие мужики, я это помню хорошо – чувство это неловкости.
Его жена, расплывшаяся от нескольких родов, мягкая со всех сторон, тетя Лена растила мал мала меньше, из ее кухни разносились самые вкусные запахи, а самая младшая, Леночка, тоже, как мама, Лена, бродила целыми днями по этажам и всем говорила: здрасти, как ваши дела? Мои хорошо. У Леночки были длинные кудри, простецкое лицо, и она всегда просила нашу собаку – погулять с ней на улице или у нас дома «поиграть с песиком».
Старшие их дети были с норовом, непонятно в кого, но с хорошим норовом, я помню, как трепетали их ноздри от гнева. Иногда мы собирались во дворе, я подлизывалась к ним, взрослым, за это сидела с ними на скамейке южным остывающим вечером, и когда они возмущались чем-то, то ноздри их трепетали. Семейная черта такая была.
Недавно меня нашла эта Леночка, которая бродила по этажам, младшенькая… Живет в Подмосковье. Рассказала, что Петя, старший брат, красавец, погиб в армии, дядя Петя, отец, тоже Петя, они детей своими именами называли, Леночка, Петя… Дядя Петя, которому все тыкали в государстве рабочих, тоже рано ушел. Подружку мою, простодыру, давно зарезал муж из ревности. Осталась дочка, которую воспитала бабушка, жена винзавода. Она до сих пор не знает, что муж ей изменял.
Вспомнила всех, новости эти узнала, закрыла глаза… И увидела всех лица, и почувствовала запахи из окон, наверняка те же, да услышала шум тополей в ночи под желтым от крупных звезд небом. И голос мамы из открытых окон веранды.
– Алла, домой, уже стемнело. Слышишь?
– Слышу, мама…
Подснежники от Левона
Села в такси, а водитель меня спрашивает:
– Ничего, что я армянин?
– Ничего, – говорю, – в жизни всякое бывает, что ж теперь… Главное, чтобы это не дороже стоило, чем по прейскуранту.
– Нет, что вы, довезу в лучшем виде! – И тут же восклицает: – Жен надо слушаться! Вы согласны?
– Не знаю…
– Жены умнее нас, – продолжает таксист. – Да?
– Да. Если умнее. А если глупее, то нет.
– Как-то вы непонятно разговариваете… Вы вообще русская? – шутит таксист.
– Я еще хуже, чем армянин, – отвечаю.
– О-о-о… Что за день у меня сегодня… Ну, ничего. Зато вы умные. Особенно жены. Жены вообще умнее нас. Моя все с красными
