воспринимает его почти с ужасом (хотя может ответить на вопрос «Почему вы не рожаете?» и воспринимает его спокойно). Мы не нашли работ, в которых бы эта проблема получила достойное освещение. Но она значительно усложняет все рассуждения о мотивации деторождения. Что стоит за этим фактом, сказать сложно. Можно предложить по крайней мере четыре достаточно правдоподобных предположения: 1) человек, несмотря на всю свою рефлексивность и рациональность, в принципе плохо отвечает на подобные – о целях – вопросы; 2) в современном дискурсе не находится готовых ответов на данный вопрос (и человек не может легко воспользоваться каким-то вариантом из принятых и вращающихся в обществе вариантов ответа)[5]; 3) в дискурсе нет позитивных, соразмерных ребенку целей (ребенок является ценностью настолько огромной, что говорить о нем как о средстве невозможно); 4) процесс деторождения оказывается подконтрольным человеку только отчасти – человек не может дать (прежде всего себе) отчет о том, как так получилось, что ребенок родился[6].
Здесь это упомянуто для того, чтобы показать, что при исследовании мотивации деторождения исследователи с необходимостью будут сталкиваться с подобной проблемой и, не имея возможности решить ее, будут вынуждены ее как-то обходить. Мы в данном проекте обходили ее следующим образом. Разрабатывая гипотезу, мы фактически использовали ход, предложенный М. Вебером в «Протестантской этике…», а именно поиск ключевых категорий, в которых действующий (опрашиваемый) осмысляет свою прошлую и будущую жизнь и (затем) использует эти категории для осмысления действия в конкретных ситуациях, – в противовес тому чтобы рассматривать ответы респондентов на вопросы (только) о действиях в той или иной конкретной сфере жизни – хозяйственном действии в случае М. Вебера или деторождении в нашем случае. Действующий как-то характеризует свое действие, и если он не может сказать: «Я рожаю ребенка для богатства», то он вполне может сказать и говорит: «До зачатия мы перестали пить, чтобы со здоровьем ребенку не навредить, – мы же ответственные родители». В данном высказывании мы обращали внимание на определения действия и модальные слова, даваемые самим актором (в данном случае интерес для нас представляла категория «ответственность»). Затем мы пытались истолковать эти категории, основываясь на словах самого действующего (опрашиваемого). В фокусе нашего внимания оказались наиболее часто употребляемые категории. Материалом для подобного анализа в первую очередь послужили проведенные в рамках данного проекта биографические интервью. Для валидации результатов мы обращались к интернет-форумам, а также к интервью, взятым в рамках иных проектов, прямо не связанных с деторождением.
Инициированный в рамках данной постановки вопроса проект «Семья и деторождение в России. Категории родительского сознания (Жители российских мегаполисов)» базировался на методологии «обоснованной теории» [Страус, Корбин 2001; Glaser 1978; Charmaz 2006], используя различные техники кодирования и последующей категоризации
Исключение, по-видимому, могут составлять люди, апеллирующие к различным вариантам религиозного дискурса, основывающие целеполагание на религиозном мировоззрении. Подробнее см. далее.
Несмотря на то, что последний вариант может вызвать усмешку, интервью с медиками и людьми, не могущими забеременеть или долгое время не беременевшими, отчетливо показывают, что процесс зачатия рождения в настоящее время не находится под контролем человека. Воцерковленные респонденты уверены, что «детей дает Бог».
