о деревянные столы. И еще попросят спеть не одну песню, и гимн Богиням тоже, сегодня ведь Семивратье… И Инис споет. Разные песни, свои и чужие, и в чужих песнях тоже будет немного Инис. Да что там немного… Говорят ведь о ней, что она переиначивает на свой лад любую, самую заслушанную старую мелодию. Вроде то же самое – но совсем не то. Говорят, будто это волшебство… Только вот к магии музыка Инис не имела ни малейшего отношения.
– Инис! – она заметила отделившуюся от стены тень чуть раньше, чем ее окликнули. И поморщилась: голос был ей хорошо знаком, и означал он совершенно испорченное удовольствие от этого прекрасного темного неба, от этого прохладного ночного воздуха, от этого стрекота сверчков, что поднимался от земли – вверх, до звезд.
– Что тебе надобно, Ульн? – холодно спросила она.
Мужчина коротко рассмеялся. Он тоже неплохо знал этот враждебный тон, так что перешел сразу к делу, без предисловий.
– Продай мне эту песню, Инис.
– Насмешил, Ульн.
Он криво усмехнулся.
– А я ведь мог бы угрожать тебе. Как думаешь, Инис Верделл, здесь, в Рандаире, люди сильно обрадуются, узнав, что ты маг, да еще такого редкого типа, а, Знающая?
Инис передернула плечами. В ее алых глазах альбиноса не возникло ни малейшего страха.
– Не понимаю, о чем ты. Зато Белого менестреля Инис Верделл здесь знают весьма хорошо, хоть я в этих землях раньше почти не бывала.
– Правда твоя, – согласился Ульн. – Потому я, заметь, не пытался всерьез тебе угрожать, Знающая. Но я действительно хотел бы купить эту песню. Она великолепна.
– Я не продаюсь, – отрезала Инис. Отдать свою песню в чужие руки именно таким мерзким способом казалось неестественным и страшным, как продать часть собственного тела.
– И именно эту песню ты петь не будешь, Ульн. Оставь себе свои деньги, пригодятся.
Инис развернулась, собираясь вернуться в трактирный зал, пока раздражение не стало капать с нее, как вино с переполненной чаши.
– Постой, Знающая. Я ведь не деньги тебе предлагаю. Нечто куда более ценное.
Девушка на миг замерла у самой двери, хоть и решила твердо не слушать его бред.
– Я ведь знаю, в чем твоя слабость, Инис. О твоей любви к живым историям знаю. И знаю, где ты можешь прикоснуться к таким историям, что потом сможешь написать песню века. И не одну. Как тебе, а, Инис? Песня в обмен на мой рассказ?
– Ульн, – ее тонкая рука с просвечивающими сквозь белую кожу голубыми дорожками вен, пробежалась по грифу лютни. – Даже если бы мне было это интересно… За кого ты меня держишь? То есть я тебе отдам одну из лучших своих песен, а твои истории, быть может, окажутся мусором, что грошика ломаного не стоит, а то и вовсе ложью?
– Ну, во-первых, ты прекрасно знаешь, лгу я или нет. Не отпирайся, Инис, я же сказал, мне известно, что ты – маг. И потом… Что, если я тебе предложу беспроигрышный вариант? Я верю твоему слову, Инис, не то, что некоторые. Выслушай
