тот самый «горшочек сыру», который позволял себе в качестве утешения сам Учитель, – что может быть лучше? Ты согласен?
– Да, конечно! – улыбнулся Стаций. – Раз тебе удалось уговорить меня приехать, когда я уже всеми мыслями был в Риме, теперь я в полной твоей власти.
После недолгих сборов вещи были погружены в рэду[26], запряженную мулами, хозяева, гость и несколько слуг разместились в ней же. Остальные, по словам Поллия, уже загодя были отправлены на место устанавливать пиршественные ложа. Шел шестой час дня[27], и солнце уже перешло на сторону Суррентинских гор. Веял легкий фавоний[28], в широком небе плыли частые облака, похожие на корабли с поднятыми парусами, отбрасывая полупрозрачные косые тени на море и дальний берег. Синий морской простор открывался только с правой стороны, слева же дорога прижималась к самым скалам. Трава на скалах совсем высохла, даже на взгляд чувствовалась ее колкость. Стаций невольно подумал, что по таким скалам и выжженной траве бешеные кони влекли растерзанное тело Ипполита. Ведь сегодня августовские иды – таинственный праздник Дианы-Ариции и воскрешенного Ипполита – Вирбия!
– Трудно поверить, что где-то здесь можно найти приятное место для отдыха, – задумчиво произнес Стаций. Он все время украдкой поглядывал на Поллу и надеялся привлечь ее к разговору. Но она в основном приветливо улыбалась, ограничиваясь лишь немногими деловыми замечаниями.
– Доверься Поллию, дорогой гость! – ответила она на этот раз с улыбкой. – Он знает, что предлагает.
Довольный Поллий ласково привлек ее к себе и поцеловал в висок:
– Не скромничай, душенька! Ведь это ты открыла это место. Ты не представляешь, какое она у меня сокровище! – обратился он к Стацию, указывая на жену. – Лучшей хозяйки не сыскать во всей Италии! Она, моя радость, взяла на себя всю деловую сторону управления виллой, полностью освободив меня для моих ученых занятий. Если бы еще она пожелала стать слушательницей моих поэтических творений! Но нет, не хочет! – Он покачал головой и развел руками.
– Я всего лишь женщина, и возвышенные философские вопросы мне чужды, – сдержанно возразила Полла. – Из всего учения Эпикура, которым так увлечен мой муж, я запомнила только две вещи: первая – что Эпикур ушел в свою философию, когда никто не смог объяснить ему, что такое «хаос» у Гесиода, а вторая – что миры сосуществуют с мирами. И то и другое мне близко. Мне тоже в свое время никто не мог объяснить, что такое хаос… И сейчас мне порой кажется, что где-то здесь, рядом с нами, кроется иной мир. Может быть, в этой синей бездне…
Стаций приготовился ее слушать, но она вдруг смолкла так же внезапно, как заговорила. Поллий вновь перехватил нить разговора и начал сыпать цитатами из Эпикура и Лукреция.
Стаций глядел на Поллия и пытался понять, что за перемена произошла в нем за те годы, пока он его не видел. Отчасти это был прежний Поллий: добродушный, надежный, старательный.
Рэда – четырехколесная повозка. Слова «рэда» и «каррука» могут употребляться как полные синонимы; здесь они противопоставляются по степени комфортабельности.
Дневные часы считались от рассвета, в зависимости от времени года. То есть шестой час дня – время около полудня.
Фавоний – юго-западный ветер.
