крышей. Участок весь зарос. У невысокого забора-сетки теснились рябины. Их алые грозди полыхали, как факелы.
– Мадам Глазова восьмидесяти двух лет, – изрек Страшилин. – Вы умеете разговаривать со стариками?
Катя поняла, что это вопрос к ней.
– Умею. Они любят, чтобы их слушали до конца, как бы длинно они ни излагали суть происшедшего.
– А, вот даже как. – Страшилин снова выпустил дым колечками и смял сигарету. – Ну тогда поможете мне сделать этот допрос покороче.
Глава 10
Сестра Пинна
Сестра Пинна убиралась на монастырской кухне одна. Сегодня ее очередь, в паре с ней на кухне должна убираться сестра Агафья, но у той неожиданно высоко подскочило давление. Она приняла капотен и ушла к себе в келью.
Сестра Пинна не огорчилась и не расстроилась. Она мыла большие кастрюли, чистила противни, драила плиту и оба духовых шкафа. Затем развела в ведре средство для мытья полов и взялась за швабру. Их тут не сто человек, в Высоко-Кесарийском монастыре. Монахинь мало. Много очень пожилых – гораздо старше по возрасту, чем даже игуменья Евсевия.
Что ж, убраться за всеми, поработать ради всех – это достойный труд. А сестра Пинна не боялась физической работы. Она была крепкой.
Да, она слыла сильной. Всегда. И сейчас, и в прошлом.
Особенно в прошлом.
В монастырской кухне широко открыты все форточки. Пахнет свежим хлебом. Слышны отдаленные детские голоса. Это в детском приюте, который патронирует Высоко-Кесарийский монастырь, у девочек-воспитанниц кончились уроки.
В ясные дни уроки физкультуры проводят на спортивной площадке приюта – девочки играют в волейбол и баскетбол. Сестра Пинна предлагала для уроков спорта свои услуги. Но настоятельница Евсевия… да… а особенно сестра Римма это не одобрили. Да и маленькая сестра Инна – самая младшая из них – сказала: «Зачем тебе это? Нам не об этом надо думать. О приюте есть кому позаботиться, ты сама знаешь».
Сестра Пинна с усилием и великой тщательностью мыла кухонный пол. Швабра в ее сильных руках – что пушинка.
Свежий октябрьский холодный воздух льется в окно кухни.
Детский смех…
Это все как-то оживляет.
Некоторые вещи действуют ободряюще, как чашка хорошего крепкого кофе, который сестра Пинна, наверное, не пила целую вечность.
А раньше она без кофе не могла и дня… Что дня – даже глубокой ночью, особенно после соревнований, когда болело все тело, руки, костяшки пальцев, она вставала и варила себе в кофеварке крепчайший эспрессо.
Но все это в той, прежней, жизни, которая отринута.
Костяшки пальцев разбиты… это все, что осталось в напоминание о тех яростных, ярких, славных, проклятых днях, которых нет.
Но которые невозможно, немыслимо забыть. Сколько ни молись. Сколько ни проси.
На трибунах – ни одного свободного места. Стадион полон.
Где же это? Мюнхен? Или Гамбург? Нет, это Загреб. На трибунах – сплошь
