Герметические выходы, искусная резьба на куполах, гигантская помпа для откачки воды – все было сделано с необыкновенной тщательностью и мастерством и подтверждало первоначальную гипотезу. Каждый элемент здания казался частью единого целого и являл собой превосходный образчик человеческого гения; образчик достижений великой цивилизации, следы которой до сих пор встречаются на гигантских просторах от Египта до Центральной Америки, в то время как сама она скрылась в океанской пучине. Что касается наследников древней культуры, то мы сделали вывод, что они, вероятнее всего, постепенно вырождались. Их функции сводились лишь к сохранению полученных знаний. Им явно не хватало авантюризма, тяги к приумножению знаний и стремления к поискам нового. Подводные обитатели унаследовали удивительное могущество, но казались напрочь лишенными инициативы и не желали или не могли ничего добавить к достижениям предков. Уверен, что если бы Маракот унаследовал нечто подобное, то добился бы гораздо более весомых результатов. Что касается Сканлэна с его смекалкой, сообразительностью и навыками механика, то он не переставал удивлять окружающих своими игрушками, точно так же, как атланты удивляли нас своими гениальными изобретениями. Сканлэн перед погружением прихватил с собой губную гармошку. Непритязательный музыкальный инструмент стал источником искреннего восхищения для наших новых знакомых. Они собирались в круг и с замиранием сердца слушали, как Сканлэн играл грустные мелодии своей далекой родины.
Я уже упоминал, что не все здание было открыто нашему взору. Думаю, что должен рассказать об этом подробней. Мы обратили внимание на некий затемненный проход с довольно ветхими стенами. Нас несколько раз проводили мимо, но наши спутники старательно избегали приближаться к нему. Естественно, нас переполняло любопытство. Мы решили во что бы то ни стало узнать, что скрывается в запретном месте.
Однажды вечером, когда все вокруг затихло, мы выскользнули из комнаты и двинулись по направлению к таинственному коридору. Коридор привел нас к высокой арочной двери, которая, казалось, была сделана из чистого золота. Толкнув дверь, мы очутились в большом четырехугольном зале площадью не менее двухсот футов. Стены зала были разрисованы яркими красками и украшены изображениями и статуями нелепых существ в пышных головных уборах, вроде тех, что носят американские индейцы. В конце зала возвышалась огромная сидячая фигура со скрещенными, как у Будды, ногами. Но лицо ее не выражало отстраненности и безмятежного спокойствия, присущего Будде. Напротив, статуя казалась воплощением ярости: широко раскрытая пасть, злобные красные глаза, подсвеченные изнутри электрическими лампами. У колен идола находился большой очаг. Приблизившись, мы обнаружили, что очаг до краев заполнен пеплом.
– Молох! – произнес Маракот. – Молох, или Ваал, древнее божество финикийцев{37}.
– О Господи! – воскликнул я, представив Карфаген. –
