от нее толстеют, и поэтому ее не покупает.
– Когда я была ребенком, ты мне запрещал пить колу.
– Чушь, ее тогда вообще не было.
Доротея все еще не могла справиться со смехом.
– Хайнц, коле больше лет, чем Кристине.
– В самом деле? Значит, она ей тогда не нравилась. Деточка, попробуй сейчас.
Официант терпеливо ждал.
– Я буду воду. И мне нравилась кола.
Папа нахмурился и посмотрел на Доротею:
– Иногда я ее просто не понимаю. Но хотя бы ты выпьешь со мной колы?
На память пришли мармеладные мишки, и я хотела ее предостеречь. Но потом вспомнила, что мне сорок пять и я очень нервная.
Тем временем паром отошел от причала и взял курс на Нордерней. Удивительным образом почти всем пассажирам нашлось в ресторане место, лишь немногие припоздавшие выискивали, где бы им сесть.
Мой взгляд упал на двух громко разговаривавших и смеявшихся женщин. Я обратила на них внимание не только из-за пронзительных звуков, которые они издавали, но и потому, что они умопомрачительно выглядели. На вид им было лет шестьдесят или чуть больше. У той, что поменьше ростом, была высоко взбитая прическа, я такую в последний раз видела у тети Анке на одной из легендарных вечеринок моих родителей. Семидесятые в чистом виде, невероятное количество заколок, усыпанных стразами, лак для волос, на ушах – пряди, скрученные штопором. На даме были красные лакированные кожаные сапоги и застегнутый на все пуговицы пуховик до щиколоток. Температура воздуха при этом по-прежнему достигала двадцати пяти градусов. Вторая была на голову выше – волосы начесаны лишь слегка, кончики, достающие до подбородка, яркого морковного цвета. Ее одежда была чрезмерной даже для семидесятых: розовая шерстяная юбка, красный шерстяной пуловер, оранжевое пончо, желтый шарфик и чулки с пестрым рисунком. Все это вязаное.
Доротея обратила внимание на мое потрясенное состояние и стала искать причину. Найдя – едва не подавилась. Я старалась сохранить серьезность.
– Ну, Доротея, и как, на твой взгляд профессионального художника по костюмам, такой стиль?
Доротея ответить не успела, папа тоже их обнаружил.
– Видели тех двух дам?
Доротея откашлялась.
– Пестренькое смотрится весело, правда?
Папа задумчиво смотрел на этот взрыв цвета.
– По-моему, это красиво. Твоя мама обычно тоже хорошо одевается, но иногда все-таки мрачновато.
Я решила, что надо срочно рассказать Доротее о слабости отца в цветовосприятии во избежание каких-нибудь более серьезных недоразумений в будущем.
Колбаски отвлекли отца от намерения идти на капитанский мостик. Я с облегчением смотрела в окно. Вдали уже можно было различить высотные дома острова. Папа вдруг резко поднялся.
– Мне нужно в туалет. Увидимся.
Он встал, ища взглядом направление, и я показала ему, куда идти. Он бегло улыбнулся и ушел. Я тяжко вздохнула и спросила Доротею:
– Теперь ты понимаешь, почему я была против?
Доротея засмеялась:
