слова Уильяма. Нечего и говорить, вряд ли там и впрямь были лучи света.)
– Наверх, мистер Гэтти, сюда, поднимайтесь! – воскликнула миссис Брэдли.
Они с Уильямом легли плашмя и помогли маленькому человечку вскарабкаться наверх.
– Боже милостивый! – простонал Джексон Гэтти. – Боже милостивый! Тысяча благодарностей! До чего я хочу есть! Как же, наверное, волнуется бедная Элиза!
– А теперь, – миссис Брэдли, по-матерински отряхивала с него пыль, – скажите, как это назвать? Перепугали нас всех!
– Мне ужасно жаль. – Он нервно покашлял и улыбнулся. – Элиза меня никогда не простит.
Увидев длинные хищные зубы Джексона Гэтти, Уильям (по его словам) едва не закричал «Волк!».
– Я поддался соблазну и заключил пари. Думаю, я его выиграл.
Миссис Брэдли направилась из церкви вон.
– Ах, простите, – смутился Гэтти. – Не следовало об этом упоминать в таком месте.
Уильям опустил решетку, прикрыл ее циновкой и выключил свет. Потом затворил входную дверь – у старого Куттса был пунктик: церковную дверь запирать не следует. Зато его супруга утверждала, что там прячутся влюбленные парочки; а уж эта часть рода человеческого, нечего и говорить, всегда вызывала ее ненависть.
Потом Уильям последовал за остальными через покойницкие ворота и успел услышать обрывок разговора:
– Именно по предложению мистера Берта я позволил заключить себя в часовне. Однако я был уверен…
Тут, как показалось Уильяму, мистер Гэтти оборвал фразу, потому что услышал его шаги. И миссис Брэдли не попросила продолжать. Уильям хотел уже пожелать спокойной ночи и пойти домой, но она шагнула к нему и, к его удивлению, вложила ему в руку десятишиллинговую банкноту и поблагодарила.
Далее, должен признать, я не способен проследить ход его мыслей. Нечего и говорить, мальчик четырнадцати лет рассуждает не так, как другие разумные существа, и этим все сказано.
По мнению Уильяма, самое малое, что он мог сделать, дабы отработать полученный гонорар, это отправиться в Бунгало, где проживает мистер Берт, и выразить ему порицание за тяжелый проступок – заточение бедного мистера Гэтти в часовне. И потому, несмотря на сумерки и противный моросящий дождик, а также на то, что до Бунгало было мили полторы и дорога туда проходит через каменоломни – место уединенное и опасное, и, если верить деревенским, кишащее привидениями, – он бодрым скаутским шагом, в лучших традициях американской приключенческой прозы, двинулся к резиденции Берта. Я, как уже сказал, логики тут не усматриваю, но Уильям считал, что поступает совершенно правильно.
О приходе Уильяма хозяину доложил Фостер Вашингтон Йорк, здоровенный негр – единственный слуга в доме.
Берт устроился в удобном кресле, а на коленях у него сидела Кора, и ни тот, ни другой не шевельнулись, когда слуга объявил о приходе Уильяма. Они только улыбнулись гостю, и Берт спросил:
– Привет! Зачем пожаловал?
А Кора, которой Уильям немедленно начал восхищаться,
