ближайшее кафе.
Оказалось, что партнерша, с которой Паша катался в Америке, получила травму и завершила карьеру. Надо же, а я даже не слышала… В последнее время, замкнувшаяся, я вообще ни о чём не слышала. Ничем не интересовалась, растеряла последних друзей. Нет, даже не друзей – просто знакомых. Друзей-то у меня никогда толком не было. И вот теперь Пашка снова был в поиске.
– Не везет тебе, Пашка, – сочувственно улыбнулась я, задумчиво размешивая сахар в чашке. – Сначала я, теперь вот она. В двадцать два быть в поисках подходящей партнерши – не завидую я тебе.
– А что делать, – вздохнул Жаров. – Со спортом я завязывать не хочу, вот Роман Юрьевич и посоветовал мне съездить в Москву на чемпионат. Посмотреть, что да как, – он смешно нахмурился. У Пашки вообще была очень живая мимика. – Что мы все про меня, да про меня? Рассказывай, Журавлёва, как ты докатилась до жизни такой!
– Какой?
– Замученная такая!
– Спасибо за комплимент!
– Всегда пожалуйста! – подмигнул он, и я снова не смогла сдержать улыбку.
Нет, все же я очень скучала по тем денькам, что мы катались вместе – удивительно, но я не могу ни единой крупной ссоры припомнить. Неудачи мы переживали вместе, вместе же радовались подъемам и понимали друг друга с полуслова. Паша был опытным парником, и в перспективе мы могли бы стать сильной парой. Наверное, могли бы. Только что уж теперь.
– Да что рассказывать, ты и так все знаешь наверняка, – пожала плечами и опустила голову. – Надоело мне, Паш. Я действительно устала. Не могу больше. Богданов ненавидит меня, – рвано выдохнула. – И не спрашивай, за что – сама не знаю. Постоянные ссоры, упрёки, унижения… – я помолчала и добавила тихо: – Я боюсь его. Как можно добиться значимых результатов, если внутри пары так паршиво?
– И как вы терпите друг друга столько времени? – удивился Паша. – Я тебя не узнаю, Оль. Ты всегда была задорная, глаза горели. А теперь…
Я покачала головой, но Паша, казалось, видел меня насквозь. Взгляд его тут же потемнел, руки сжались в кулаки.
Эх, Пашка, Пашка, почему мы с тобой даже не попытались что-то изменить, противостоять матери? Могли ведь хотя бы попробовать.
– А теперь я кончилась, Паш, – всё же ответила я. – Просто… – отложила ложечку и посмотрела сквозь оконное стекло. Повторила тихо, по слогам: – Ус-та-ла. Завязываю я с фигурным катанием. Спортсменка из меня никакая.
– Журавлёва, ты чего это, сдаешься? – Жаров порывисто схватил меня за руку и крепко сжал. Заглянул в глаза. – Эй! Ты же о другом мечтала. Неужели твой грёбаный партнёр может лишить тебя мечты?! Ему заканчивать пора. На пенсию и в шоу.
– Скажешь тоже, – я против воли улыбнулась. – Ему двадцать четыре. Самое оно.
– Главное, тебе девятнадцать!
– Паша…
– Оль, – глаза Пашки вдруг загорелись. Он широко улыбнулся мне и сказал: – Хочешь доказать Богданову и своей матери, что они ошибаются? А, главное, самой себе доказать, что ты чего-то,
