к его близости на льду, к прикосновениям, я всё равно не могла спокойно воспринимать это. На льду, и вот так… Это было другим.
Меня опять затрясло. От злости, от поднявшейся внутри тревоги, от осознания, что сейчас середина рабочего дня, и мы тут совсем одни.
На что он способен?! Этого я не знала.
– От тебя подальше! – выкрикнула, дрожа. – Не важно куда! Это уже не твоё дело! С тобой я больше выступать не буду. Хватит!
– Ты никуда не поедешь, – как и там, в Федерации, он склонился совсем близко, опалил моё лицо жаром дыхания. – Никуда, Оля. Даже не думай об этом.
– Почему?! – я попыталась высвободиться, но он толкнул меня снова, впечатал в стену.
– Потому что я так сказал.
Я усмехнулась, покачала головой.
Он так сказал?! Гнев, что разгорался внутри, вспыхнул подобно яркому пламени.
– Твои слова для меня больше ничего не значат, – глядя прямо ему в глаза, ответила я. – И ты тоже больше для меня ничего не значишь. Ни ты, ни моя мать. Я уезжаю, Тим, – повторила как можно твёрже и сдержаннее. – И на этом всё.
– Всё? – неожиданно он схватил меня за подбородок и большим пальцем прошёлся по губе. – Всё? – ещё тише, медленно поглаживая.
Уголок его губ презрительно дрогнул. Он словно изучал моё лицо, обвязанную шарфом шею. Отпустил и, взяв за кончики шарфа, резко дёрнул на себя.
Вскрикнув, я буквально повалилась в его руки.
– Пусти! – зашипела, упираясь ему в грудь, пнула его коленкой.
Не знаю, откуда у меня взялось столько сил и решимости. Руки его сжимались вокруг меня стальным кольцом, а я продолжала вырываться до тех пор, пока дыхание не сбилось.
– Ты… – ударила его по ноге ещё раз.
Неожиданно ладонь его оказалась под моей курткой, прямо на голом животе. Судорожно вдохнув, я напряглась всем телом.
– Я тебя ненавижу, – кончиками пальцев очертив мой пупок, просипел Богданов прямо у меня над ухом и, резко разжав руки, грубо оттолкнул от себя.
Я налетела на собственный чемодан, порывисто обернулась, но на лестнице Тимура уже не было. Только быстрый звук удаляющихся вниз по лестничным пролётам шагов напоминал о том, что только что он был тут.
Звук шагов и невидимые ожоги от его прикосновений, оставленные на моей коже.
Телефон в который раз зазвонил, и в который раз на вызов я не ответила. Что могла сказать мне мама, я знала слишком хорошо, как знала и то, что не хочу слышать этого.
– Может быть, всё-таки стоит ответить? – взглянул на меня таксист через зеркало заднего вида.
– Не стоит, – вздохнула я. Посмотрела в окно, сжимая мобильный в руке и, немного помедлив, добавила номер в список заблокированных. На день-два, а потом…
Потом она убедится в том, что мой переход в группу другого специалиста – не блеф, и звонить перестанет. В этом я даже не сомневалась. Слишком хорошо я знала собственную мать. Куда лучше, чем она меня.
