в иной точке пространства, и мы так наощупь дойдем до… Берлина…
– Или до Москвы, – подхватил мысль Егорыч, – а это полторы сотни километров пешком, – а если до Берлина, то все две тысячи, – сказал он и замолчал.
– Но вдруг тут все рядом? – не унималась Люба. Ей уже никто не ответил. Все стояли, погруженные в глубокую задумчивость.
Кто знает, по каким законам вообще существует время? И есть ли они вообще, эти законы? До сих пор мы сталкивались только лишь с сюрпризами, и эти все случаи – с убийством немцев, случайная перестрелка в лесу с советскими солдатами, эта невидимая преграда с чернотой за ней… Нет никакой логики в событиях, нет последовательности… Каковы правила? Каковы законы? Как мало мы обо всем этом знаем, думал Марат, и как легко подтверждается все то, что мы знаем о тех временах. Была Великая Отечественная война, и она оставила огромный след в истории.
Тем временем Генка, тоже осознав, что может перемещаться в пространстве никем не замечаемый, помчался от развалин к опушке, где, по его представления, находилась линия обороны войск РККА. Генка ведь сразу понял, что немцы что-то замышляют, собираясь в одной точке, и немедленно решил вмешаться в ход событий, как настоящий патриот. Отмахнувшись от друзей и даже не став слушать увещевания Егорыча, он подумал только, что если можно хоть на день, на минуту или на миг приблизить день Победы, то это надо сделать.
Генка добежал до опушки и беспрепятственно проник через ряды натянутой колючей проволоки и завалы из бревен.
«Свои!» – радостно подумал он, и тут же бросился к ближайшему блиндажу.
В небольшой ямке сбоку от входа в блиндаж стоял невысокий молодой солдат. Его винтовка лежала перед ним, направленная на поле, а сам он спокойно и вдумчиво скручивал самокрутку.
Генка подскочил к солдату и стал кричать ему прямо в лицо: «Там на поле немцы! Они там в развалинах! Сейчас ударят!»
Но солдат не видел и не слышал Генку, он дальше сворачивал бумагу и следил, чтобы ни одна крупинка табака не упала.
Тогда Генка, разозлившись от собственной беспомощности, стал дуть на табак, махать руками, пытаясь дать хоть какой-то знак.
Ничего не помогало, его руки просто проскальзывали через солдата. Отчаявшись, Генка на секунду остановился в раздумье. В этот момент из блиндажа, занавешенного дырявой плащ-палаткой, показалась коротко стриженая голова другого солдата. Он вышел, замахнув за собой импровизированную дверь, и остановился перед молодым.
– Все куришь, Титов, все трависся? – с издевкой обратился короткостриженный к нему.
– Я не сейчас, на посту не буду, – отвечал молодой, – только закручу и уберу.
– Вот закрутишь и мне отдашь, – продолжал короткостриженный, и уже потянулся за самокруткой к молодому.
Тут Генка не выдержал и стал кидаться то на одного, то на другого, проваливаясь сквозь них.
– Чуешь,
