церковной жизни уже очень пожилого заслуженного священника. Он сказал буквально следующее про тот «каков поп, таков и приход»: «Сам он (настоятель), безусловно, в прелести (т.е. в состоянии болезненного заблуждения), а чада его все какие-то задвинутые». Но я думаю, он не угадал корня, из которого выросла эта «прелесть»: там все играли в игру «святости», придуманную и присвоенную себе настоятелем, и усердно подыгрывали ему и друг другу, получая от этого несказанное наслаждение собственным самодовольством («люблю меня, любимого»). Причем затеявший все это священник, видимо, вначале просто пытался чисто внешне подражать тем из числимых ныне среди новомучеников, кого еще в детстве видев и лично знав, усвоил от своих родных воспитателей почитать, как авторитет прижизненной святости. А потом привык. Маска приросла, правда, к сожалению, навсегда скрыв за резиной и раскрашенным «папье-маше» настоящее лицо, которое у всякого живущего изначально исполнено красы Боготворной, а «игра», дуплом опустошив выгнившую безжизненную сердцевину «древа жизни», постепенно вытеснила душу на обочину жизненного пути. Вспоминая сегодня об «игре» с мимолетной усмешкой, я имею сведения, что там все по-прежнему, и люди те же, только постаревшие. Продолжают все ту же игру, застряв, видимо, уже навсегда, и давным-давно потеряв идущего впереди Христа из виду. Явление, весьма часто встречающееся в церковной среде под разными видами: кликуши, юродивые, старцы, «прозорливцы», чудотворцы, «целители», «бесогоны» – все идет в ход, все годится для того, чтобы «забыться и уснуть и видеть сны…», буквально уснув и умерев для той реальной христианской жизни, в которую Господь призвал нас жить и действовать. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой».
К слову, я как-то привез туда, уговорив крестить младенца-сына, близкую подругу, человека, с проницательным мнением которого о людях соглашается сегодня взыскательная аудитория многочисленных зрителей ее всем известных «портретных» фильмов, рассказавших судьбы наших великих, прославленных и забытых, современников. Я так ее уговаривал, убеждал, что именно здесь она сможет встретить столь желанные для любого и каждого, и в церкви всеми искомые убедительные проявления и живые свидетельства действенности Божьей Любви. Наконец, сдавшись, она решилась ехать, я вызвался ее сопровождать.
Стояла поздняя осень, денек был пасмурный, и какой-то промозглый. Пока шли через жухлое поле к храму, в направлении матово светившегося золотом купола и шпиля с крестом, я, торопясь в словах, рассказывал свои религиозные восторги, связанные с новыми знакомыми, к которым мы шли «в гости», для предварительного серьезного разговора о крещении ребенка – просто так, «с ходу», на том приходе крестить было не принято. Женщина молчала, заметно волнуясь, комкала в зяблых руках так и не надетые перчатки…
Принял нас сам настоятель, во всей красе своего подчеркнуто
