меня как нежелательного свидетеля» – мог добавить Тарлаттус. Он успел убедиться в рациональности куратора, и снисхождение к некомпетентным агентам не входило в перечень его добродетелей. Не в первую очередь, конечно, но стоило подумать о скрытых возможностях дона Родригеса, так легко подделывающего чужой голос, и причинах такой внимательности к персоне архиагента.
– Позволю напомнить о своем вопросе: почему ты утаил от меня причины отъезда?
– Вы могли отправить другого агента, – нашелся Тарлаттус, – а я собирался закончить начатое.
– Похвальная целеустремленность и неожиданная самонадеянность.
– Я вернусь, – поспешно пообещал Тарлаттус, чувствуя прилив сил.
– Так и будет. Все рано или поздно возвращаются. Найди в порту Гадии фрегат Эстрит Сан-Хелен и отплывай с ближайшим отливом, – собеседник вернул голосу старческое звучание и закончил: – Отдай капитану и не беспокойся, сын мой, я присмотрю за Кармелой в твое отсутствие.
Через прорезь перегородки к архиагенту втолкнули конверт.
– Благодарю, Ваше Высокопреосвященство.
Покидая исповедальню с окрыляющей решительностью, перенесшей его в середину нефа, он замедлил шаг и, прежде чем продолжить путь, с минуту рассматривал потертый конверт с печатью, успевшей раскрошиться по краям. Этот приказ был написан не в тесном полумраке, а значительно раньше.
Прищурившись, он повернул лицо в сторону исповедальни, будто ожидая увидеть там подсказку, и, не найдя ее, пересек вторую половину, чтобы окунуться в плотную жару под небесами, пронизанными палящим солнцем.
Едва утро позолотило нежные, будто взбитые сливки, белоснежные облака, как для Аэрин уже отправили приглашение к трапезному столу. Осторожный стук в дверь ее не разбудил: девушка встала еще до рассвета и, сидя на койке, размышляла над вчерашним разговором с Элизабет. Неохотно выйдя из крохотной каюты, отведенной для прислуги, она посмотрела по сторонам, будто очнулась после долгого сна, и, не узнав, где находится, прислушалась к равномерному вибрирующему гулу, доносящемуся откуда-то из хвостовой части дирижабля. Вчера, едва ее голова коснулась подушки, она буквально провалилась в сон, спасаясь от тревог в сладком мире грез, и не обратила на него внимания. Дава не понимала, откуда исходят эти звуки, пока не вспомнила про вращающиеся механизмы под корпусом воздушного судна.
Тихо поздоровавшись с леди, она устроилась в стороне от них, насколько позволяли габариты трапезной, и как можно ближе к иллюминатору.
По сравнению с тем суетливым утром в асьенде Грандов, этот скромный завтрак показался ей роскошным приемом в королевском дворце. Собственно, три дня назад Аэрин плохо чувствовала вкус еды и по большому счету испытывала к ней отвращение. Если бы тогда девушке дали не жесткий зерновой хлеб и масло, а предварительно вываренный кожаный ремень, то она, не испытывая сомнений и не задавая вопросов, с благодарностью начала бы жевать и его.
Постепенно
