и задержала дыхание от восторга: театр ожил! Хрустальные люстры и десятки кадебляров освещали взволнованную и нарядную толпу, что усаживалась на свои места. Золочёные витые колонны отражали жёлтые блики, алые занавеси почти не скрывали зрителей на балконе, а лишь кидали лёгкую тень на лица. Зал пестрел нарядами, драгоценными украшениями и даже масками. Я изучала народ сквозь ширму. Здесь собралась аристократия и знать. Мужчины выглядели расслабленными и довольными, а дамы сиянием могли бы заслонить звёзды на небосводе. От сложных причёсок, кружев, блеска тканей и бликов камней у меня зарябило в глазах, и я на какое-то время оторвалась от созерцания, зажмурившись. Для меня это был иной мир, даже более таинственный, чем магия. Я бы могла вписаться в него, разве что, прося подать у входа.
Следующий раз я прижалась ещё ближе к ширме, всматриваясь в толпу.
Джермонда заметила сразу.
Взгляд как будто без команды выхватил из толпы безошибочно фигуру в тёмном камзоле. Он стоял в окружении трёх женщин, спиной ко мне, в проходе между рядами бархатных кресел. Какая-то ужасно жёлтая блондинка в бежевом платье вытянула руку в атласной перчатке, и мой ментор вежливо приложился к ней губами. Гадость.
Элигия стояла рядом, положив ладонь на мужское плечо. То самое плечо, на которое так часто опиралась я сама. Даже среди местных леди певичка была безупречно красива: в длинном платье с глубоким вырезом на белой спине, с точёным силуэтом и изящными плавными жестами. Взмах руки, поворот головы, алые губы – всё подчёркивало её яркую сексуальность. Ах, как жалко, что у меня не было с собой лука!
Кажется, леди Веллильер была отвратительна не только мне: та самая златовласка улыбнулась Элигии, но даже отсюда я увидела самый ненавидящий оскал. Я и не сомневалась, что перед спектаклем в фойе и ложах театра происходил настоящий бал лицемерия, и даже порадовалась, что мне никогда не придётся в этом участвовать.
– Сраный стервятник, – выругалась я. – Да вы похуже Ракель Зулейтон с её свитой!
В уши врезался противный звон, и зрители стали рассаживаться по местам. Мне с местом повезло больше других, потому что от сверкающего и заискивающего кошмара меня отделяла узорная ширма, позволяющая рассмотреть всё в подробностях. Жаль, сцену отсюда было не видно. Сейчас там явно происходило какое-то действо, потому что зрители зааплодировали.
Спектакль начался, а по моей спине пробежался странный холодок, совершенно невовремя напоминая мне ощущение чужого взгляда. Я попыталась отогнать излишнюю нервозность, которая одолевала меня в последнее время, и проследила за Джером – он с отрешённым интересом наблюдал за актёрами, явно не подозревая о моей слежке. Изредка он косился на Элигию и, кажется, даже любовался ею.
Пальцы рук в прорезях ширмы похолодели, и воздух вокруг как будто напитался туманом, стал крутым и вязким.
– Безумие! – вскрикнул актёр так, что даже я услышала. – Вот что с тобой, Мелли! Ты безумна, раз способна на такое…
