сказала Богдану уже?
– Нет. Он не понял, что у нас проблемы, кажется. Просто… Из машины вышла, попросила пару дней на подумать. Оказалось, пара дней мне не нужна.
– Не руби сплеча, Даш…
От любви всей твоей жизни, даже если эта самая любовь понятия не имеет о своем статусе, обычно боишься получить именно такой совет, если речь идет о другом мужчине. Равнодушный к тебе, как к женщине. Заботящийся о тебе, как о вроде бы друге.
– Думаешь, завтра что-то изменится? – но Даша привыкла. Это ужасно, но уже привыкла. Поэтому хмыкнула только. Поддела указательным пальцем кольцо, крутить стала бездумно.
– Говорят, утро вечера мудренее…
– Да? А жена твоя вечером аборт ходила делать? В этом беда?
Пожалуй, отвечать на добро принято не так. Не бить так больно того, кто посреди ночи к тебе примчался, кто позволил наплакаться вдоволь, а теперь сидел и слушал нытье, которое если и касалось его, то помимо его же воли. Но Даша… Вдруг возненавидела его – за слепоту, эту отрешенную благость и совет.
– Думаешь, имеешь право так «кусать»?
– Нет. Прости… – и пусть выражение его лица не изменилось практически – только скривился на мгновение, Даша быстро пожалела, что позволила себе.
– Знаешь откуда?
– От Артёма.
– Ясно… Все. Сука. Знают.
Сказал отрывисто, притворно спокойно, потом же… Из-за стола встал, взял чашку с чаем, к которому даже не притронулся ни разу, к мойке подошел, выплеснул, бросил опустевшую емкость, не заботясь, что разбиться может. И разбилась, кажется. Даша вздрогнула даже, услышав характерный звук.
– Я не хотела, Стас. Прости…
Он впервые рядом с ней был настолько злым. Видно было, что изо всех сил пытается себя в руках держать, но злится. И виной тому она.
– Дело не в тебе… – Стас же так и остался стоять у мойки, упер руки в столешницу, голову чуть склонил, сгорбился немного… – Меня до сих пор кроет просто… Временами. Это сложно…
– Понимаю, – Даша сказала, а потом захотела себе же подзатыльник отвесить потому что… Ни черта она не понимает. Если не переживал – такое понять невозможно. – Хотя… Просто прости меня, Стас. И не слушай идиотку. Ты же видишь, я тоже веду себя, как…
– Не сравнивай, дурочка.
– А в чем разница?
Даша тоже встала, подошла – не вплотную (отчего-то было боязно), но ближе. К спине, напряженным рукам, голове в пол-оборота, поймала тяжелый взгляд.
– Я не верю, что ты так сделала бы. Знаю тебя и не верю.
– Ее ты тоже знал ведь…
– Если еще и в тебе ошибусь – сдохну.
Он снова наверняка имел в виду совсем не то, но Даша… Лишилась дыхания. Руки сами опустились, пальцы разжались. На пол полетело кольцо. Стукнулось три раза, разрезая воздух звоном, а потом закатилось под тумбу.
* * *
Ночной разговор то и дело затухал, затихал, стопорился.
