оставив мне Веню с парчовой торбой и музыкальным инструментом.
Веня деловито вытряхивает деньги из торбы на журнальный столик, смотрит на меня.
– Давай посчитаем, – предлагает он.
– Ты разве не считал?
– Папа считал, но я уже забыл. – Он хитрит, прекрасно он помнит, но ему приятно еще раз подержать в руках свои сокровища. Смотрит на меня умильно.
– А что ты хочешь купить? – спрашиваю.
– Машину! Только папа сказал, еще мало. Пойдем в парк? – В глазах его – ожидание.
Я раздумываю, что ответить, призывая на помощь все читанное или слышанное. Педагог из меня – как китайская танцовщица – сравнение из репертуара Баськи.
Раздумья мои прерывает дверной звонок. Легка на помине, Баська вламывается в прихожую, вихрем проносится в гостиную, со стоном падает на диван и теряет сознание. Веня испуганно смотрит на меня.
– Ничего, Венечка, – говорю я, – тетя очень быстро бежала и…
– Я ее отравила! – заявляет Баська утробным голосом, не открывая глаз. – Посреди семинара по удалению мозолей.
– Чем?
– «Тайдом»!
– И она… согласилась? – Вопрос – глупее не придумаешь.
Она открывает глаза, внимательно смотрит на меня:
– Нет. Но я ее убедила.
– И где же она? – Я все еще не верю.
– Дома. Приехал Воланд и забрал тело.
Неужели правда? Я с сомнением смотрю на Баську. Она мрачна, раздувает ноздри и не накрашена. Последнее обстоятельство пугает меня. Баська даже мусор выносит при полном параде – под девизом «никогда не знаешь».
– Ты… это… правда? – Чья-то липкая холодная ладошка скользит по спине. – Бася! Ты… с ума сошла?
– Не бойся! Тебе что, ее жалко?
– Нет, но… ты шутишь? Конечно, жалко!
– Какие тут шутки!
– И что… теперь?
– Теперь в тюрягу. Будешь свидетелем защиты, скажешь, что… ну, в том смысле, что она сама напросилась. Суд присяжных меня оправдает, надеюсь.
– А кого она отравила? – спрашивает Веня.
Тут только Баська его заметила:
– А ты чего тут?
– Меня папа привел!
– С каких щей?
– Чего? – не понял Веня.
– Тетя шутит, – вмешиваюсь я. – Это у нее такие шуточки. Не обращай внимания.
– А где кормилец? – Это мне.
– В ночном. Веня, ты не видел Филиппа? – Я пытаюсь отвлечь ребенка, предчувствуя последующую Баськину реплику. Филипп – мой кот, толстый вальяжный полукровка, сиамец пополам с персом. Сиамо-перс. Или персо-сиам. Проявляющий активность лишь в одном случае – при виде Вени. Говорят, собаки любят детей. Всяких. Филипп даже в этом противоположен собаке. Он бежит прятаться.
– Он спрятался, – говорит Веня.
– Иди поищи, – предлагаю.
– У них
