ко мне пришла Сияна. Мы сидели на матраце, точнее, я сидел, вытянув ноги вперёд, и опирался на стену, а Сияна лежала на спине; голова её находилась на моей ноге, чуть выше колена. Она пролистала книги и, отложив их в сторону, спросила:
– И как, интересный этот Набоков?
– Да, тебе надо обязательно прочитать, особенно «Машеньку».
– Прочту, когда ты прочтёшь.
– Тогда я тебе не буду рассказывать, о чём она. Неинтересно будет читать.
– А если в двух словах?
– О любви…
– Взаимной?
Я поджал губы,
– О первой.
– А там целуются?
– Конечно.
Сияна посмотрела на меня обворожительным взглядом, и я не удержался, наклонился к ней, поцеловал её в губы. Сделал вдох и снова поцеловал – крепко и долго. Откуда я так умею, ведь, это впервые по-настоящему в моей жизни.
Я не знаю, сколько времени продолжались наши поцелуи, помню, что в реальность нас вернул чей-то голос за окном.
– Смотрите, Иван Степанович, окно плохо закрыто. Что у Вас там?
Мы замерли, глядя на окно.
– А-а, да там, Николай Николаевич, – послышался голос начальника лагеря, – ничего нет, так – хлам один. Пойдёмте, я вам лучше столовую покажу.
– И всё же окно надо закрыть, чтоб никто не влез.
– Закроем, Николай Николаевич, обязательно закроем. Пойдёмте в столовую, осторожно здесь…
Наконец голоса удалились и смолкли. Сияна улыбнулась.
– Это те самые «шишки, – прошептала она.
Вскоре ушла и Сияна – на обед и последующие мероприятия; мы договорились встретиться вечером. Я же до этого времени съел до сих пор нетронутый завтрак – вместо обеда – и дочитал Набокова.
Потом пришёл Коля, сообщил, что гости уехали и я могу быть свободным. Первым делом я полетел в туалет. У входа произошла неожиданная встреча: Стильный и Миха перегородили мне дорогу.
– О, пацанок! Ты ещё не уехал?! – удивился Стильный.
– Щаз-з, разбежался! – ответил я, сжав зубы, но не от злости к нему, а от большого желания попасть в туалет.
Миха в тихой ярости наготовил кулаки и, глядя на меня, произнёс:
– Не груби папе, замордую…
Очень вовремя появился наш вожатый Коля.
– Какие проблемы? – с неподдельным интересом спросил он у Михи.
Миха заметно остыл.
– Никаких.
– Тогда расходитесь.
– Ща, – кивнул Миха вожатому и уже уходя, сказал мне:
– Мы ещё встретимся, и этому своему, со штакетиной, передай – тоже схлопочет.
– Ага, – «бросил» я ему вслед, – передам, горбатый!
В ответ Миха пригрозил мне кулаком.
Первые несколько дней я, если не боялся, то уж точно опасался угроз Михи, но со временем перестал об этом думать и вытеснил их из своего сознания. Знаете, думать о худшем – разрушать себя изнутри; как-нибудь
