иди ты… к своему бесу! – скрипнул зубами Славий и пошел за водой.
– Ну что, дождался «спасиба»? – спросил он уже позже, когда, окатив из ведра могучего жеребца Ахилла, яростно надраивал ему бока клоком сена. – Подкинул тебе лепешку Пакостник? Зря старался.
Немного помедлив Кирилл ответил:
– Я не для лепешки старался, Я – для коня.
– Твой что ли конь?
– Зачем мой? Просто – конь…
Странной казалась Славию эта любовь к лошадям. Там, где он родился, в далеких дремучих лесах лошадей было немного, ими владели старейшины-конязи и берегли для походов. А Кирилл рассказывал о местах, где коней было много. Почти столько же, сколько людей и собак. Люди любили своих четвероногих друзей – и те хранили им верность.
Для Славия же с лошадьми была связаны самые мучительные воспоминания. Конные отряды будинов нападали на их деревни, угоняли мужчин, женщин и детей, безжалостно убивали стариков, сжигали всё, что не могли прихватить с собой. Конной лавой подавили они неудавшуюся атаку вятичей, порубили их своими острыми кривыми мечами, И храпящий конь со вспоротым брюхом, навалившись на Славил, прижал его к земле и тем самым обрек, на бесславный плен и рабство. Он бежал шесть раз, пока его не привязали веревкой к хвосту коня. На хорошего скакуна будины[25] обменяли Славия у скифов. От тех он пытался бежать три раза, но на третий раз ему отрезали ухо и заставили сожрать его. Тогда Славна ненадолго успокоился. Но работать не желал, и тогда его продали грекам в город Херсонес, Оттуда его переправили в Синопу, где его и приобрел Валерии Лициниан, опальный римский патриций, который по приговору сенатского суда, утвержденному императором Домицианом, отправлялся в наследное поместье своего отца под Мелитеной, в Каппадокии[26]. По пути он сочетал тяготы изгнания с прелестями морского путешествия.
Разглядывая раба, лучшего из тех, что с выбеленными известью ногами были выставлены на рынке, мускулистого светловолосого гиганта с угрюмым взором, Лициниан задумчиво сказал:
– Роскошный товар для гладиаторской школы… Жаль, что я не ланиста. Как думаешь, не сбежит он от нас, Телефрон?
– Сбежит, – убежденно сказал Телефрон. – Голову кладу на отрез – сбежит при первом же удобном случае.
– Значит, мы не должны предоставлять ему этого случая, – заявил Лициниан, – Эй, почтеннейший, сколько ты хочешь за этого парня?
Мигом явившийся продавец рассыпался мелким бесом перед господином в белоснежной тоге. Он сказал, что парень – отважный воин из скифов, робок как теленок и трудолюбив как вол и что десять тысяч сестерциев за такого роскошного парня – нищенская цена – буквально себе в убыток…
– Что-о?! – воскликнул Лициниан. – Десять тысяч за этого одноухого ублюдка? Тем более, что он, по всему видать, не скиф, а германец, не иначе, как беглый.
Но торговец привел свидетелей, клятвенно подтвердивших, что он привез
Буди́ны – древний народ, обитавший, по Геродоту севернее савроматов, и в то же время примыкавший к неврам. По мнению Б. А. Рыбакова, будины археологически соответствуют балтским или славянским народам юхновской культуры. Б. Н. Граков отводил им обширное пространство от воронежских до полтавских лесостепей, покрытое, по сути, единой (с не очень существенными вариантами) археологической культурой.
Каппадокия – местность на востоке Малой Азии, на территории современной Турции (часть земель провинций Невшехир, Кайсери, Аксарай и Нигде).
