Джунковский[380] и засвидетельствовал перед ревтрибуналом в 1918 г. бывший вице-директор Департамента полиции Виссарионов[381] – гораздо больше содействовал антигосударственным устремлениям большевистской партии, нежели доставлял Департаменту полиции средства борьбы с ней. Белецкому это ставили в укор с конца 1913 г. В комиссии Муравьева он в свое оправдание сказал, что в лице Малиновского впервые «вел» в качестве личного агента убежденного большевика. Из его дальнейших объяснений складывается впечатление, что он думал через Малиновского приобрести влияние на Ленина, «загипнотизировать» его[382]. В ходе рутинного общения с искусно владеющим словом членом большевистского ЦК в глазах полицейского чиновника (даже если оставить вопрос о сознательном потакании Белецкого большевикам открытым[383]), совершенно очевидно, стерлись границы между собственными намерениями и ленинскими целями, и он невольно следовал тем пожеланиям для полиции, которые Малиновский привозил ему из Поронина или Кракова. В особенности это касается директив по окончательному расколу социал-демократической партии на большевиков и меньшевиков, которые Белецкий – боясь намного большего интеллектуального и социального потенциала последних – дал своему большевистскому агенту[384], а Ленин с чрезвычайной готовностью использовал, чтобы в собственных интересах бесповоротно расколоть социал-демократическую фракцию в Думе с помощью ее председателя (ноябрь 1913 г.)[385].
Малиновский частенько прерывал бурную деятельность в столице, пытаясь развеяться в комфортабельном загородном доме Ульяновых в Высоких Татрах. Так как Департамент полиции не выдавал ему паспорта для частных поездок за границу, хозяева поручали своему помощнику А. Браму[386] (Н. В. Крыленко) обычным тайным путем нелегально переправить его через границу из Русской Польши с австрийскими документами и препроводить к Ленину в Краков или Поронин. Он бывал там «чаще других» депутатов Думы, по словам Ленина – «раз 6 или 7»[387], задерживаясь более или менее надолго (до нескольких недель), чтобы отдохнуть и получить новые инструкции. Психологически дом Ульяновых, видимо, стал для него вторым родным домом. Он питал к ним обоим безграничное доверие и несколько раз в моменты крайнего душевного напряжения и страдания сбрасывал перед ними возложенное на него бремя двойной игры, становившееся все нестерпимее. Говоря позже в свидетельских показаниях о его растущей нервозности и несдержанности, приступах рыданий и пьянстве по ночам, чета Ульяновых и их близкие соратники обошли молчанием тот факт, что их гость в слезах, с немым укором поверял им муки своей совести («порвались нервы… я… плакал, как маленький ребенок… не было спасения, видел, что не переживу никоим образом») и выражал намерение сложить с себя депутатские полномочия[388]. Если Ульяновы и их гости оставались глухи к этим воплям отчаяния (Крупская
Показания В. Ф. Джунковского комиссии Муравьева, 2 июня 1917 г.: Падение царского режима. Т. 5. С. 69–71.
«С моей точки зрения, его деятельность как социал-демократа превалировала» (Дело провокатора Малиновского. С. 203).
Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Там же. С. 109.
Степан Петрович Белецкий (1873–1918) окончил юридический факультет Университета Св. Владимира в Киеве, начал карьеру провинциальным чиновником при Столыпине, который в 1907 г. назначил его самарским вице-губернатором, в 1909 г. вице-директором, а в 1911 г. и. о. директора Департамента полиции Министерства внутренних дел. После смерти Столыпина в январе 1912 г. стал директором. Насколько известно, Белецкий не устоял перед искушениями этого влиятельного поста и за несколько лет деградировал от способного чиновника до прихлебателя Распутина, охранять и контролировать которого входило в круг его обязанностей. Возможное потворство большевикам, с одной стороны, и общеизвестная связь с Распутиным, с другой, породили подозрения, что его использовали прогерманские группировки. Заключенный при Временном правительстве весной 1917 г. в Петропавловскую крепость, Белецкий всецело сотрудничал с комиссией Муравьева, предоставив в ее распоряжение свои обширные знания о различных людях и фактах. Став после октябрьского переворота узником большевиков, он написал по их требованию «Записки», которые после его расстрела (осенью 1918 г.) были опубликованы в отрывках и в переработанном виде как доказательство загнивания царизма в последние годы существования (см.: Белецкий С. П. Григорий Распутин. Пг., 1923).
По словам А. Т. Васильева, мысль «осуществить… смелую политическую акцию» – раскол социал-демократической фракции – принадлежала Белецкому: Wassiljew A. T. Ochrana. S. 261.
См.: Розенталь И. С. Провокатор Роман Малиновский. С. 123–124.
Большевик Н. В. Крыленко пользовался партийными псевдонимами Абрам или А. Брам, образованными от отчества его отца Василия Абрамовича.
Новый документ В. И. Ленина. С. 22, 24.
«Однажды проплакал целую ночь, говорил о сложении полномочий и проч.» (показания А. А. Трояновского комиссии Муравьева, 9 июня 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 78).
