была арестована охранкой в Киеве[410]. Узнав об отстранении Белецкого от должности, Малиновский «весь вздрогнул»[411], но быстро взял себя в руки. Это увольнение стало для него «тяжелым ударом»: он увидел «поднявшийся и над его головой молот»[412].
Новый товарищ министра внутренних дел Джунковский, убежденный конституционалист, масон и решительный реформатор (он, например, прекратил обычную для охранки практику заставлять гимназистов и солдат шпионить за товарищами), был непримиримым противником инструкции 1907 г., считал использование агента из революционной среды «безобразием» и давно с раздражением («мне это претило») поджидал случая положить конец отношениям Белецкого с его сотрудником Иксом без публичного скандала. Летом 1913 г. он уже уволил вице-директора Департамента полиции Виссарионова, а узнав о заграничной поездке Малиновского, «сейчас же»[413], 28 января 1914 г., снял с поста и директора. От судебного преследования Белецкого и Виссарионова Джунковский отказался только потому, что хотел избежать скандала и оградить репутацию Думы[414]. На место всемогущего шефа полиции он поставил безупречного прокурора В. А. Брюн-де-Сент-Ипполита и поручил надежному руководителю Петербургского охранного отделения П. К. Попову, которым заменил прежнего начальника М. Ф. фон Котена, уладить дело с Малиновским без огласки.
Директивы, полученные Малиновским от Ленина в изменившихся обстоятельствах по возвращении в Петербург, должно быть, требовали от него максимально сохранить положение агента. Ибо он с мужеством отчаяния боролся за продолжение своей работы в штате Департамента полиции, взывая к чиновникам, на чье влияние надеялся (Белецкому, Иванову, Мартынову и др.)[415]. Прогерманская фракция в Министерстве внутренних дел хлопотала за него. Так, Белецкий обратился к тогдашнему вице-директору политического отдела департамента А. Т. Васильеву c просьбой поговорить о Малиновском с М. И. Трусевичем. Васильев успеха не добился, и прошение Малиновского о восстановлении на службе было отклонено[416].
«Удрученного и раздраженного» Малиновского, помимо блага семьи, прежде всего беспокоила реакция Ленина. В разговоре с Мартыновым, который хотел помочь ему устроить логически обоснованный и не вызывающий подозрений уход из Думы, он с опаской спросил: «Не подвергнет ли он [Ленин] мой способ действий… жестокой критике, а я, может быть, окажусь неспособным оправдать мою линию поведения?»[417] Лишь поняв, что его усилия тщетны, а дальнейшее упорство грозит неприятностями, Малиновский – на условиях отъезда за границу навсегда, выплаты денежного вознаграждения и назначения ежегодной пенсии, а также под гарантию уничтожения связанных с ним документов – ушел со столичной политической сцены и отбыл к Ленину.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте
Это без ведома Малиновского устроил, ради его прикрытия, Белецкий, который позже объяснял: «Ее арест был вызван крайней необходимостью, ибо начальник охранного отделения в Петрограде мог бы, не зная о сотрудничестве Малиновского, обнаружить его» (Там же. С. 118). Розмирович питала подозрения насчет Малиновского и делилась ими с Трояновским.
Показания А. А. Трояновского комиссии Муравьева, 6 июня 1917 г.: Там же. С. 79.
Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 120.
Допрос В. Ф. Джунковского, 2 июня 1917 г.: Падение царского режима. Т. 5. С. 82.
Там же. С. 84.
«Мне его было жалко; такого растерянного тона я никогда у Малиновского не слышал, и я понял, что, действительно, его положение, видимо, трагическое» (показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 121).
Wassiljew A. T. Ochrana. S. 261.
Мартынов успокоил его, заверив, что как раз Ленин, предпочитающий крайние решения, встанет на его сторону: Мартынов А. П. Моя служба в Отдельном корпусе жандармов. С. 319.
