кроля, выросшего под куполом. Зачем, спрашивается? Ну, такие подарки время от времени случались: для общего развития, наверное. Когда Сержик увидел это чудо, он сначала замер, а потом грохнулся в обморок и пролежал без сознания два дня, после чего перестал говорить и начал писать необыкновенную музыку на необыкновенных, им же создаваемых инструментах. И вплоть до сегодняшнего дня учитель ждал, что услышит нечто, служащее разгадкой к пережитому мальчиком, но пока не услышал. А Сержика оградили от всех чудес современной цивилизации, чтобы он часом ещё и не ослеп. Или того хуже.
И вот теперь двадцать пар глаз были устранены на него, и глаза Сержика тоже. Надо было что-то говорить. Учитель откашлялся:
– Ну, вундеркинды, начнём урок…
Глава 6. Стефан
Сегодня была его очередь дежурить. На фоне умирающих за спиной зверей.
«Вот чёрт, и зачем я вспомнил об этом до приёма таблетки? Теперь эффект будет другой. Ну, давай уж тогда, изводи себя до конца. Да, умирают звери. Умирают в этих стенах и на воле, истомив себя бесплодной агрессией. На людей они больше не надеются. Почему? Кем же мы для них стали?? У-у-ф… А теперь глотай пилюлю».
Стены начали излучать космический покой. «Вот так-то лучше… Пусть у нас солнцем будет Крис. А я побуду луной. У всего в этом мире есть своё предназначение. У звёзд. У тьмы. У купола. У нас с Крисом. Жаль только, что нам не стать половинками, раз и навсегда. Ну почему всё так несправедливо? Почему? Почему??»
Действие препарата под напором этих мыслей стремительно ослабевало, следующую дозу можно было принять не раньше, чем через два часа, и тревога набросилась на него и принялась грызть, грызть, грызть… Он готов бы заплакать. «Это всё Ева, дрянь, дрянь, дрянь… Она нравится ему, я знаю».
Он бросился на пол, по которому куда-то ползли равнодушные звёзды, затрясся в истерике сухими рыданиями. Вдруг в голову закралась мысль, запульсировала и ввергла его в холодное оцепенение. «А если… Крис захочет… ребёнка от неё… сейчас всем можно… если ты без половинки… чип заменят и всё… зачем… тогда… я… ему? зачем… тогда… я… себе?»
Приступ уже было не удержать на привязи, он прогрызал себе оскаленной пастью дорогу наружу, чтобы наброситься и на реальность. Пространство дрогнуло, пласты его начали смещаться; в образовавшиеся бреши устремилась река под названием «Время», размывая островки настоящего, круто замешивая в водоворотах прошлое… Никогда ещё картины в его мозгу не были такими пугающе отчётливыми и независимыми от барахтающегося в липкой мути страха сознания. Вот голая женщина с искаженным от ярости лицом хлещет плетью голого визжащего мужчину – это его мать и отец, – а где-то рядом и он, разбуженный волнами похоти и насилия, наблюдает, дрожа, эту сцену… Вот та же плетка полосует и его тело, в ушах нестерпимый визг: «В этой семье никогда не будет мужиков, никогда!» И первая девочка, к которой он тянулся деревянными губами, но так и не дотянулся;
