к габаритам пышных платьев, на ходу уронила статуэтку.
Почему я такая растяпа. Всё так хорошо начиналось, а теперь… мне конец. Опять. Вдруг это очень дорогая вещица?
Святые угодники, и что теперь делать?
Собрать и выбросить за окно?
Нет, могут заметить.
Интересно, а фарфор горит в огне?
И ведь, как назло, в платье нет даже карманов.
Здесь повсюду книги, книги, и только стол, стул, два глубоких кресла и пуфик для ног. А что если отодвинуть фолианты на верхней полке и спрятать за ними осколки? Вряд ли хозяева дома такие уж большие книголюбы, чтобы лезть на эту верхотуру, да и фамилии авторов какие-то все незнакомые.
Подставила пуфик к шкафу и сняла ботинки. Хоть бы не грохнуться. Какое везение, книжный ряд на верхней полке был расставлен не вплотную к задней стенке шкафа. Начала вынимать книги, временно пристраивая их чуть ниже. Но стоило мне вытащить пару изданий, как рука нашарила несколько конвертов.
О-ла-ла, да не я одна тут решила тайник устроить.
Шаги. Энергичный стук каблучков по лестнице. О-о-о, я пропала, если эта особа идёт сюда. Копаюсь тут в чужих письмах.
Быстрее, быстрее, недотёпа. Но так быстро осколки не закинуть наверх.
Вынула письмо из одного конверта и высыпала туда фарфоровые кусочки из подола юбки, который был завязан, чтобы удержать улику от падения. Ещё и вид, как у невоспитанной девицы, с задранной юбкой.
Письмо запихнула внутрь лифа.
Так, конверт с осколками наверх, следом книги. Отлично.
Поспешно выхватываю первую попавшуюся книгу со средней полки и плюхаюсь тут же на пуфик, прямо лицом к книжному шкафу, когда дверь в библиотеку отворяется.
Сердце стучит, как у загнанной кобылы. Щеки горят. А под подолом платья босые ноги и ботинки, которые я не успела надеть.
Господи, Господи, прошу Тебя, хоть бы она не заметила пропажу. Хотя бы не сейчас.
– Моя дорогая, ты опять в библиотеке. Вредно таким молоденьким и прехорошеньким девушкам так много читать. Я скоро уже начну запирать от тебя эту комнату, – женщина, о, как она была очаровательна, мила и весела, вдруг чуть нахмурила аккуратные чёрные бровки, прищурилась и посмотрела на книгу, потом перевела взгляд на меня, – "Естественная история попугаев"? Мисс Амели, Вы меня удивляете своей необычайной любознательностью, – и она заразительно расхохоталась.
С виду Ане было не больше двадцати пяти лет. Крохотная, худенькая, но чрезвычайно живая и энергичная, белокожая брюнетка в закрытом платье свободного кроя и цвета пожухлой листвы. Как я узнала позже, такой утренний домашний наряд называется враппер. Разговаривала она также гнусаво, как и кухарка, которую я встретила с утра, будто у неё гайморит. Звук «а» в словах произносила больше похожим то ли на «э», то ли на «у». Проглатывала звуки «Т» и «Н», словно их и не существует в английском алфавите. Я удивилась, что несмотря на её непривычный акцент, мне всё же легко удалось понять смысл сказанного.
Может быть,
