мелькали сверху, – а потом последовали за ним по каким-то путаным дорожкам в кустарнике. Похоже, мы были уже совсем рядом с особняком. Над кустами то и дело показывались высокие стены и окна, однако полностью мы увидели замок только после того, как Хьюго подвел нас с угла к двери, ведущей во двор. На один-единственный миг нам открылся, и то под углом, вид на главный фасад. Все мы вытянули шеи в ту сторону.
Здание оказалось огромным. Длинные ряды окон. Судя по всему, парадный вход располагался примерно на среднем уровне и к нему вели два широких пролета изогнутой каменной лестницы, а перед дверью имелось крыльцо с тяжелой кровлей, изукрашенной всяческими позолоченными финтифлюшками. Между двумя полукруглыми лестницами бил фонтан, к нему вела широкая подъездная дорога.
Больше я ничего не успел разглядеть. Хьюго держал хороший темп: мы вошли во двор, пересекли его и через широкий квадратный дверной проем попали в нижние помещения дома. Почти сразу после этого все мы набились в большую комнату с деревянными панелями на стенах, где стоял, дожидаясь, мистер Амос.
В том, что это именно он, ни у кого не возникло ни малейших сомнений. Было сразу видно, что он служит в Столлери, поскольку на нем был такой же полосатый жилет, как и на Хьюго, а вот помимо этого он был одет во все черное, как будто собрался на похороны. У него были удивительно маленькие ступни, обутые в ярко начищенные черные башмаки. Он стоял, сцепив руки за спиной, как будто собирался врасти корнями в пол, широко расставив крошечные блестящие башмаки и глядя поверх тупого носа на грушевидном лице; все это внушало чуть ли не трепет. Собственно, даже наш столчестерский епископ не внушал такого трепета, как мистер Амос, хотя и трудно было сказать почему. Я в жизни не видел такого грушевидного человека. Его полосатый жилет круглился спереди, черный сюртук раздувался на боках, а чтобы сцепить за спиной руки, ему пришлось завести их довольно далеко назад. Лицо у него было не только грушевидное, но еще и багровое. Над довольно пухлыми губами располагался широкий, плоский нос. Ростом он был разве что чуть повыше меня. При этом возникало ощущение, что если мистер Амос вдруг разгневается и оторвет от пола свои крошечные блестящие ботинки, пол от этого содрогнется, а с ним вместе и весь остальной мир.
– Благодарю вас, мистер Хьюго, – произнес он. Голос у него был низкий и звучный. – А теперь я попрошу вас всех выстроиться в ряд и опустить руки по швам, чтобы я мог на вас взглянуть.
Мы торопливо построились в ряд. Те, у кого в руках были пакеты, постарались пристроить их за спиной у ног. Тут мистер Амос оторвал-таки башмаки от пола, и пол действительно слегка содрогнулся, а он зашагал перед нашей шеренгой, пристально вглядываясь каждому в лицо. Глаза его внушали такой же трепет, как и все остальное: на багровом лице они выглядели как две бусины. Когда он подошел ко мне, я попытался устремить неподвижный взгляд поверх его гладко причесанных седых волос. Похоже, я поступил правильно. Пахло от него так же, как и от мэра Сейли, только сильнее: добротной тканью, хорошим вином и сигарой. Дойдя до Кристофера,
