что никто не защитит «Саардам» лучше Арента.
– Мне нужно будет советоваться с Сэмми, – предпринял последнюю попытку Арент.
– Говорите через дверь.
– Неужели нельзя хотя бы перевести его в каюту? – взмолился Арент, ненавидя себя за униженный тон. – Разве он этого не заслужил?..
– Каюты заняты моей семьей. – Сухой тон генерал-губернатора граничил с оскорбительным.
Арент попробовал зайти с другой стороны:
– Но без свежего воздуха и прогулок его погубят хвори. Задолго до прибытия в Амстердам.
– Значит, так ему и надо.
Арент скрипнул зубами, теряя терпение от дядиного упрямства.
– А в Совете семнадцати не станут возражать? – с напором спросил он. – Не захотят ли они прежде выслушать обвинения и вынести свой вердикт?
Эти слова слегка поколебали уверенность генерал-губернатора.
– Разрешите хотя бы прогулку, – продолжал Арент, почувствовав слабину в дядиной обороне. – Пассажиры кубрика и то выходят на палубу дважды в день. Он мог бы гулять с ними.
– Нет, я не позволю ему распространять свое порочное влияние.
– Дядя…
– В полночь, – отрезал тот. – Выводи его на прогулку в полночь. – И прежде чем Арент вновь начал бы возражать, строго закончил разговор: – И больше не испытывай мое терпение. Я и так уже уступил более, чем собирался, и только потому, что просишь за него ты.
– Я благодарен вам, дядя.
Очевидно досадуя на самого себя, генерал-губернатор хлопнул в ладоши:
– Позавтракаешь со мной?
– Разве вы не идете на ужин к капитану?
– Предпочитаю ложиться спать до заката и вставать до рассвета. Так что к тому времени, когда капитан будет принимать у себя жеманных идиотов и воинствующих дураков, я уже буду спать.
– Тогда до встречи за завтраком, – согласился Арент. – Но я был бы признателен, если бы имя моей семьи сохранили в тайне.
– Расхаживаешь в лохмотьях, а стыдишься имени?
– Не стыжусь, дядя, – возразил Арент. – Просто имя бежит впереди меня. Спрямляет дорогу, а я хочу идти окольными путями.
Генерал-губернатор с обожанием оглядел племянника:
– Из необычного мальчишки вырос исключительный мужчина. – Дядя резко выдохнул. – Будь по-твоему, я никому не скажу твоего настоящего имени. А ты молчи о своем прошлом. Пипс знает про шрам и отца?
– Нет. Дедушка заставил меня поклясться, что я буду молчать о том, что произошло в лесу, и я усвоил урок. Я ни с кем не говорю об этом. И почти не думаю.
– Хорошо. Не рассказывай никому, даже Кресси Йенс. Она хоть и незаурядная, но женщина. Сразу думает о самом плохом. – Он постучал пальцем по столу. – Совсем не хочется, но пора приниматься за дела. – Он открыл дверь; там стояли и о чем-то разговаривали Корнелиус Вос и капитан стражи Дрехт. – Вос, проводите моего
