это видят, и всем станет труднее охотиться, – объяснил Дин. – Охотиться нужно только наверняка, когда ты совершенно уверен, чтобы быстро добыть животное.
– А они что, понимают? – спросила Ваа.
– Конечно, – улыбнулся Дин. – Они такие же, как мы, только не говорят, не разводят огонь, и не шьют из шкур одежды. Они точно так же боятся боли, дыма, грозы или наводнения.
Дин всегда говорил о мире вокруг, как о живом и понятном. На всё у него было объяснение, и они были весёлыми. С его слов, у каждого животного или растения был собственный характер. Он даже о чертополохе и вьюнках говорил, как о людях.
– Слушай, Дин, скажи, а я скоро вырасту? – спросила Ваа.
– Вырастешь? – удивился Дин. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто смотрю, как все большие вокруг, а я пока нет.
– А, вот ты о чём! – улыбнулся он. – Да, совсем скоро ты начнёшь быстро расти. Ты даже обгонишь парней в росте на некоторое время. Будешь их лупить за проделки.
– Даже так? – удивилась Ваа.
– Ну, лупить, конечно, необязательно, но скоро ты действительно начнёшь быстро расти. Правда, это ненадолго. Вырастешь, как вот она, и остановишься.
Последние слова Дин сказал, указав на вышедшую из кустарника ниже по каньону Ому.
Та была хороша собой, ростом повыше среднего, широкая в бёдрах и плечах. Ваа мечтательно посмотрела на неё и вздохнула.
– Не вздыхай так тяжко, – усмехнулся Дин. – Пройдёт немного времени, и если всё будет хорошо, то ты вырастешь такая же.
– У Омы есть Рин, и он отличный охотник, – опять вздохнула Ваа.
– Терпение, Ваа. Наберись терпением. Оно нужно во всём: и в охоте, и в выделке кож, и в остальной жизни.
Про себя Ваа подумала, что если Оро и в самом деле станет её мужчиной, то, пожалуй, ей волноваться будет не о чем.
– От Оро будет прок, – прервал её раздумья Дин.
Ваа вздрогнула и осмотрелась. Оро направился куда-то вниз по каньону, наверное, за дровами, и Дин смотрел ему вслед.
– Откуда ты знаешь? – спросила она.
– Терпеливый, бросает метко, никогда ни с кем не ссорится без веской причины, – задумчиво проговорил Дин, словно разговаривая сам с собой.
– Да, это так, – ответила Ваа.
– Давай-ка лучше не будем отвлекаться, – продолжил Дин. – Вот видишь, ты зарезала в ремень. Давай-ка, обрезай его прямо там, пусть лучше будет короткий, чем порвётся в неудачный момент.
За день они нарезали на ремни каждый свою шкуру. Потом Ваа посидела на берегу, выделывая кожу ящерицы, и к вечеру она падала от усталости. Доев то, что оставалось у тёток Ниа и Наа, она упала на свою подстилку в пещере, усталая и всё равно голодная.
Дин был чем-то болен, и с каждой неделей ему становилось всё хуже и хуже. Он старался не подавать виду, но Ваа замечала, что изредка он вдруг замирал, и его лицо искажалось от боли, но каждый раз, когда она спрашивала его об этом, он отвечал, что это пустяк. Такое происходило всё чаще и чаще, и Ваа стала замечать,
