Витальевне всегда удавались такие благополучные концовки. Тем самым её авторитет оставался на недосягаемой высоте и, соответственно, вне всяких посягательств на него с чьей бы то ни было стороны.
Глава 3
Струйки дыма, тонкой вязью поднимавшиеся от сигареты, бесследно исчезали под крышей роскошной «Ауди». Расцвеченные предзакатным солнцем, они завораживали взгляд нечаянной игрой света. Эти завитки прихотливых узоров сигаретного дыма, казавшиеся игрой случая, представлялись Князеву многорадужными перстами изменчивой, капризной Фортуны. Столь неожиданное обретение давно потерянного друга стало для него явлением почти что мистическим.
Вся жизнь Князева складывалась как железнодорожное расписание с более или менее значительными вехами на пути. Случалось быть на нем и небольшим полустанкам. Они, как и в жизни всякого другого, ничего не определяли, а лишь подчеркивали монотонную будничность бытия.
Князев прекрасно понимал, что его более-менее удачно сложившийся жизненный путь не является эталоном для остальных представителей рода человеческого. Скорее его жизнь представляет собой счастливое исключение в бесконечном многообразии судеб «гомо сапиенс». Но, что бывает чаще всего, собственный опыт кажется лучшим и единственным мерилом жизненных ситуаций и ценностей. А посему, исходя из этой преамбулы, он невидимым, но прочным занавесом отделяет собственное сознание от других. Такая препона не давала вникнуть по-иному в непредсказуемые извивы реки жизни.
Многое Князеву, казалось, зависело и от самого «неудачника». Так он сам для себя так определял тех, кому, что называется, «не повезло» в жизни. Таким, изливавшим ему свои скорби и недоумения, он всего лишь сочувственно кивал головой. Иногда он озвучивал свои кивки чем-то нейтральным, вроде «да-да… конечно, я понимаю… крепись, брат… все будет хорошо». Тем не менее, Князев был твердо уверен в собственных фатальных ошибках его визави.
По своей натуре он не был ни бесчувственным сухарём, ни равнодушным эгоистом. Но всё же, слушая поначалу Андрея, Князев не мог отделаться от привычного хода мыслей, примеряя к его словам всё те же удобные рамки жизненного шаблона. И только с некоторым опозданием почувствовал, что он испытывает некий дискомфорт.
С самых первых минут разговора Князев был уверен, что история Андрея во всех деталях повторит бытописание типичного неудачника, спившегося на этой почве. А, в конце концов, все закончится банальнейшей просьбой дать денег до получки со всенепременнейшими уверениями в скорой их отдаче. Но всё складывалось не так. Не было просьб о деньгах, не было жалоб на судьбу и обстоятельства, не было многого из того, чего он ожидал, томясь в нетерпеливом стремлении поскорее закончить это рандеву. Ещё он не мог понять, как этот талантливый и «фартовый» человек, каким Князев знал своего друга много лет назад, стал тем, кого он видел перед собой…
– У,
