лице расположилась Баба-яга.
Он почувствовал, что бледнеет и холодеет. Она протянула к нему руки.
«Отпусти!» – пронзительно вскрикнул он.
Но Баба-яга только рассмеялась сухим, отрывистым смехом, и ему показалось, будто кто-то колет орехи. Горница наполнилась едким запахом гниющих старых грибов, и Баба-яга проскрипела: «Сначала должок заплати!»
Потом она повернулась, отворила печную заслонку, длинной костлявой рукой схватила его и медленно повлекла в огонь, а он тем временем плакал и стенал во сне, точно испуганное дитя.
Но самым страшным кошмаром был третий. Именно он и не давал Святополку житья. Он всегда начинался в каком-то здании, но что это было: церковь ли, сарай, княжеский чертог, – он сказать не мог, потому что там царила тьма. Он тщился найти выход, беспомощно шаря в поисках хотя бы признаков окна или двери в этом пещерном мраке. Но, насколько хватало глаз, казалось, будто это пустынное, с высоким потолком помещение тянется и тянется без конца.
А вскоре он начинал ощущать его приближение.
Его тяжелые шаги гулким рокотом отдавались от железного пола, а эхо их терялось где-то высоко-высоко под неразличимой во тьме крышей. Если он поворачивался и бросался бежать, то понимал, что ужасные шаги внезапно начинали доноситься с той стороны, куда он в ужасе несся.
И он догадывался, что преследующее его чудовище – его долг. Оно придвигалось все ближе и ближе. От него не было спасения.
А потом чудище представало его взору. Оно было вышиной с дом и такое же широкое. Оно было облачено в длинную темную рясу, наподобие монашеской, и потому Святополк не мог разглядеть его ног, явно железных. Но еще больший страх внушало его лицо, ибо лица у этого существа не было. На том месте, где надлежит быть лицу, росла лишь огромная, густая, седая борода; у призрака не было ни глаз, ни рта. Он был глух и незряч. Однако он неизменно, безошибочно, в точности знал, где скрывается его жертва, медленно, не разбирая дороги, сотрясая стены, наступал на нее – и Святополк беспомощно падал на железный пол, не в силах двинуться с места, и просыпался в холодном поту с криком ужаса.
«Есть только один способ спастись», – решил он.
Его отец Игорь составил весьма простое завещание. По обычаю наследования, принятому в княжеских домах, он не думал о внуках, а передавал все, что имеет, сыновьям.
Нажитое Игорем состояние, под старость его сделавшееся довольно внушительным, предстояло поделить на равные доли между двумя его оставшимися в живых сыновьями, а те, в свою очередь, должны были заботиться о матери на протяжении всей ее жизни. Этим все и ограничивалось. Если один из двоих сыновей умрет, прежде чем вступят в силу условия завещания, то оставшийся унаследует обе доли. Подобное завещание соответствовало духу времени.
Святополк примерно представлял себе, сколько стоит имение Игоря. Половины этих денег не хватит уплатить его долги. А если он получит все, то не только расплатится
