хоть и не разросшимся после зимы подлеском, отступило перед священной славянской рощей. Здесь и вправду росли только осины, и ни одно другое дерево, будто по мистическому запрету, не могло прорасти здесь. Лес был не очень густой и легко проходимый. Запретные осины высились одна к одной, статные и гордые, пробуждаясь после долгого зимнего сна. Старые и высокие межились с молодыми, не стесняя друг друга и пропуская всегда много света с вечных небес. Поваленных деревьев почти нигде не было, а из негустого подлеска преобладали обширные малинники, дававшие, надо сказать, летом богатейшие дары. Так же роща изобиловала ручьями с прозрачной водой и каменистым дном. И что определенно бросалось в глаза, так это множество подснежников, украшавших изъеденную полу заснеженную землю.
По роще шли тоже довольно долго, хотя и не так, как по разнолесью. Вскоре впереди послышался мягкий плеск воды, совсем близко, метрах в пятидесяти. Но видно ничего не было – стена из осин плотным плетнем преграждала взору путь.
– Слушай, – сказал Берсерк, внезапно остановившись и выставив руку, так что Марк чуть в нее не врезался. – Мы пришли. Если будешь о чем-либо говорить с ворожеей, называй ее только по имени – Лебедь. Ее вида не смущайся и ни на чем не акцентируй внимания. Помни – она славянская ворожея. Для нее все вокруг – гораздо проще, чем есть и гораздо глубже, чем может быть. Она едина с природой и мудра через нее. Веди себя спокойно во всем, Лебедь плохого тебе не сделает. Вперед.
Когда двое вышли за ограду из деревьев, взору их открылась чудесная картина. Круглая, травянистая летом поляна, была окружена со всех сторон «осиновым частоколом-плетнем». Лишь часть восточной ее стороны упиралась в крутой скалистый обрыв, на высоте метров пятнадцати мощным козырьком нависавший сверху. Козырек этот был пронизан корнями очень широкого и очень низкого дуба, словно коряга стоявшего на скале. Из козырька же, омывая часть корней дерева, прямо с высоты вниз струился и падал небольшой искристый поток, не больше полуметра в ширину. Живописный водопад этот низвергался прямо в центр круглого, как блюдца, озера с необычайно прозрачной хрустальной водой. Пруд был совсем-совсем небольшим и, по-видимому, воронкообразной формы. Трудно было судить о глубине пруда, но в действительности она была очень значительная, не смотря даже на то, что дно просматривалось везде. Почему пруд назывался Паучьим, Марк понял сразу, стоило ему взглянуть на мелководье. В кристальной воде повсюду виднелись серебряные старые коконы водяного паука. Те самые коконы, которые загадочно сверкают под водой, заполняемые воздухом, приносимым паучками сверху. На западной же стороне пруда, на самой границе с водой, росло второе дерево – не осина в роще. Это была огромная ива, свесившая бесчисленные гибкие ветви свои, голые еще после зимы, в самую воду. Летом, когда листья покрывали эту иву, под ее ветвями, вероятно, можно было не только укрыться от жары, но и вовсе жить. Увидев запретный пруд, Драгомиров был просто поражен той грандиозностью,
