но непоколебимое в своем сомнении, крепко обвило его сердце. Какая-то странная коварная тень засела в Драгомирове и теперь ни за что не желала оставить того.
«Я знаю, что я ничего не знаю, – повторил Марк про себя знаменитое высказывание Сократа. – Что-то скрытое, что-то могущественное, что-то сакральное все же было скрыто в словах этого «Черного Всадника». Я столько лет с шизофренией работаю. А, главное, насквозь ведь вижу всех своих больных. А этот – что черная дыра. А, может, и вправду он – дверь в царство правды? Может, он о ней что-то знает или узнать сможет? – глаза доктора тускло блеснули давно потухшим огоньком счастья и надежды. И сразу погасли. – Бред, конечно. Он просто болен. Да, надо с новыми силами фармакотерапию к нему применять…»
Светофор зарделся алым огоньком, и черная Ауди остановилась, не доехав и до стоп-линии. Последний большой перекресток на пути в пустой темный дом. Всего-то осталось… Блестящая гладь дороги уходила налево и терялась там в зыбкой, но до боли знакомой дали. Эту дорогу Марк знал, этой дорогой он ходил. Ходил слишком часто, как думалось ему самому. На ней был мокрый асфальт, и фонари с жужжащими лампами, и серые стены камня домов, и слепые глазницы спящих окон. А за спиной оставалась другая дорога. Дорога, на которой не было ни асфальта, ни фонарей, ни окон. Дорога, на которой была лишь тяжелая глыба мрака, и дыра дождя сквозь нее, и зыбкая и страшная круговерть пустоты.
Желтый огонек поворотника мерно мигал, ожидая зеленого света. Но стоило моргнуть перекрестному светофору, как демонический рев и визг разорвал тревожную тишь. Словно раненый пес, взвыв, Ауди мощно рванула с места, юзом развернувшись почти по собственному радиусу. Тонкий слой воды вскипел под колесами, и Марк, не по обыкновению своему, бешено полетел назад в дом скорби.
Ночной дежурный санитар в негодовании даже привстал со своего стула, отложив в сторону журнал «Вокруг света», когда доктор Драгомиров, не снимая своего легкого пальто, с ходу стал отпирать дверь палаты Гудалова. Когда Марк резко вошел в темную палату, гулко закрыв за собой дверь, темный силуэт у окна даже не повернулся к нему.
– Теперь я готов, – нарочито спокойно произнес Марк. – Сейчас, или никогда. Я стою на перекрестке. Расскажи мне правду об этом мире, чтобы я решил, по какой стезе мне идти.
– Если я расскажу тебе все, то выбора у тебя не останется, – предостерег Тамплиер глухо и неспешно, не поворачиваясь к доктору. – Ты будешь обречен на один только путь. А поэтому рассказать все я смогу тебе лишь тогда, когда почувствую в тебе уверенность.
Молчание повисло в воздухе и затянулось на бесконечные секунд двадцать. Марк ничего не мог сказать, вовсе не находя слов.
– Нет, я не думаю, что это уловка врача, не волнуйся, – внезапно, словно из пустоты, ответил Тамплиер. – Я чувствую, ты искренен.
– Ты действительно читаешь мысли… – прошептал Драгомиров.
– Не от
