вина».
Рин отправила солдат в город, а сама осталась, дожидаясь захода солнца. Ей нужно было побыть несколько минут в тишине. Побыть наедине с могилами.
– Здесь больше нет живых, – сказал Катай. – Пошли.
– Ты иди, – ответила Рин. – Я догоню.
Он сделал несколько шагов и остановился:
– И от этого тебе полегчает?
Он не стал уточнять, но Рин поняла, о чем он спрашивает.
– Даже не предлагай.
– Но я готов, – напирал он. – Так будет легче.
Рин не могла этого отрицать. Катай понимал, что она не станет признавать это вслух, но мог читать ее разум как открытую книгу.
– Прошу тебя, – сказала она. – Дай мне самой разобраться. Пожалуйста, уходи.
Катай понял, что спорить бесполезно. Он кивнул, сжал ее руку и ушел вместе с остальными.
Катай был прав. Он знал, какое отпущение грехов она искала на этих полях смерти. Знал, что Рин необходимо было остаться, потому что, если она увидит все, сделанное мугенцами, своими глазами, если вдохнет запах разлагающихся трупов, если напомнит себе, что у нее есть причина ненавидеть, ей будет легче примириться с тем, как она поступила с островом в форме лука.
Не важно, как громко вопили умирающие мугенцы в ее снах. Они были чудовищами, бессердечными тварями, заслуживающими всего, что она с ними сделала.
Это должно быть так, иначе она рассыплется на части.
Рин не знала, сколько времени простояла вот так. Но когда она наконец-то пошла обратно, солнце уже полностью село, и вид открытых могил так глубоко запал ей в голову, что каждая деталь останется с ней навсегда. Как лежат кости. Как тела изгибаются и обхватывают друг друга. Как кости блестят в последних лучах умирающего солнца.
«Ты не забудешь, – заверил ее Алтан. – Я тебе не позволю».
Рин зажмурилась, глубоко вздохнула и побрела к городу.
Но через два шага замерла. Что-то заставило ее остановиться. Она посмотрела в сторону леса. И точно – там что-то двигалось, именно это и привлекло ее внимание. Кто-то бежал в лес.
Рин оттолкнулась от земли и помчалась вдогонку.
– Стой!
Она вломилась в лес, и полыхающее на руке пламя залило тьму вокруг светом.
Потом она резко остановилась. Ее цель тоже остановилась. Это был не солдат и не лазутчик, а маленькая девочка, которая присела в неглубокой ложбине, обхватив колени руками и пригнув голову. Ее губы шевелились, словно она вела какой-то подсчет.
Кто-то ее явно этому обучил. Практически выдрессировал. В детстве Рин учили тому же – если за тобой кто-то гонится и ты не можешь убежать, спрячься где-нибудь и считай, пока он не уйдет.
– Привет. – Рин медленно приблизилась, раскинув руки и растопырив пальцы левой ладони в жесте, который, по ее мнению, обозначал миролюбие. – Все хорошо.
Девочка покачала головой и продолжила считать, крепко зажмурившись, словно, если она не увидит Рин, та просто
