с присутствием товарища из горкома партии…
Тогда верхом роскоши даже у областного первого секретаря и исполкомовского председателя считался кабинет, обитый проолифленной, подпалённой паяльными лампами вагонкой да крошечный тёмный предбанник при входе к «самим». Потом на смену им пришли дворцы.
И время пришло весёлое, безалаберное, можно было писать всё – ну то есть абсолютно всё! Мэр города при встречах резиново улыбался и садил пить чай. С губернатором можно было запросто связаться по прямому телефону. Демократия!
Нынче к самому мелкому чиновнику по самому пустячному вопросу не пробиться – фу-ты, ну-ты, ножки гнуты. Официальный запрос, ответ через пресс-службу в течение месяца. Бумага роскошная, гербовая: «в виду того, что нет основания по причине того, что всё соответствует норме, правилу, инструкции, закону, подзаконному акту, пункту и подпункту».
У Аси от этих отписок делалась нервная зевота, как у собаки. Провинциальные корреспонденты – в основном сидящие на бюллетенях одинокие мамочки с большими испуганными глазами. Ася среди них – ископаемое, динозавр, пересидевшая шесть редакторов.
Каждая метла мела по-новому. Последняя, молодая девица с «мазерати» под редакционным окном, бывший модный коуч по развитию чего-то гармоничного, собрала всех у себя. Сообщила, что хлеб нужно зарабатывать в поте лица, и что все творческие работники выводятся на договор, а тексты будут оплачиваться по десятибалльной шкале. Если тема горячая – гонорар в тройном размере.
Старой гвардии – не баламутить массы (взмах наращенных ресниц в сторону Аси) – а подавать молодёжи пример встраивания в рыночную экономику. И ещё: редакция не богадельня и не собес, чтобы размещать мемуары выживших из ума старушек.
Старушка – это тихая Анна Исаевна, бывшая Асина квартирная хозяйка. А мемуары – её рассказы о военном голодном детстве, когда выживали благодаря картошке. Она называла её с умилением «второй, даже первый хлебушек». Запеки её на углях, запей холодным молочком, похрусти солёным огурчиком или шкваркой – куда с добром, мяса не надо.
Анну Исаевну послушать, картошка нынче – сплошной праздник. Когда её, семенную, как спящую царевну вынимают из подпола, каждый клубень в руке нянчат. Едва снег сошёл – уже какая-нибудь заполошная хозяйка пилит мужа: «Вон, пыль летит, давай-ко на боку лежать, ждать дождя». Один дурак начнёт пахать – тут же соседки выглянут в окошки, встрепенутся, насядут на мужей. И вот уже со всех участков несётся весёлый механический треск мотоблоков, и серая земля на глазах полосами чернеет, лоснится, будто бархат.
Празднично, приглушённо, будто смущённо звенят голоса, звякают вёдра, стучит ссыпаемая посадочная картошка. А Анна Исаевна не торопится, из-под ладошки щурится на солнце. По старинке ждёт, когда берёза пустит листочек с копеечку – до того времени земля ещё не проснулась, не прогрелась. Но вот, наконец, картошка
