Исаевна тоже любила смотреть фигурное катание. Приговаривала: «Если бы все трудились как эти ребятки – на земле давно наступил бы коммунизм».
О фигуристе Данко сокрушалась, какой он бледненький, прозрачный, ну вот как вытянувшийся в погребе картофельный росток. И говорила: «Ведь на картошке, на картошке вырос!»
И спрашивала:
– Асюта, почему ты не напишешь про Данюшу?
Данюша – это и был знаменитый Данко, уроженец их родного Зямбаево – бестолково разбросанного чумазого железнодорожного посёлка, зимой и летом усыпленного чёрными снежинками сажи. А мама олимпийского чемпиона – Асина подруга, детдомовская Еленка. Вместе учились, вместе работали в «Зямбаевском гудке» и за копейки снимали половину избы у Анны Исаевны.
Извечная как мир история. Ракетная часть на краю посёлка, перезрелые уездные барышни, бравые офицеры… Второпях наносимые польские духи «Может быть» в уголках губ и на основаниях шей – местах поцелуев. Анна Исаевна крикнет вслед: «Девки, мотри ляльку не принесите».
Предвкушение счастья, бешеная, тряская езда по разбитой бетонке в гарнизонном «козлике». Подражающие киношным героиням, неумело закуренные сигареты, жёлтые от табака мужественные пальцы, услужливо подносящие зажигалки и как бы невзначай касающиеся мягких девичьих губ. Вспоротые консервные банки, наспех, крупно покрошенный винегрет, водка для мужчин, для дам – дефицитная тогда «Рябина на коньяке», гитара. «Вы растаяли ды-ымкой на склоне вечернего неба-а-а…»
Часть снялась стремительно и «растаяла» за Байкалом – даже не попрощались. Ася успела сделать аборт, а несобранный человек Ленка не уложилась в сроки и родила ляльку – весь в папу капитана, блондин, красавчик. Ещё не пришла мода называть детей – киндеры, экземпляры, спиногрызы, мелкие, чилдрены, ребзь, деть, бебики… Тогда дети были просто дети, и Ленка звала сына Данюшей.
Как-то Ася застала подругу устремившей глаза в окно, ломающей карандаш и пальцы. С отчаянием та простонала: «Представила, что Данюши бы не было… Что жизнь человечка зависит от цифирки – даже не цифры, а её миллиметрового хвостика. От того, что сестра перепутала месяц зачатия и вместо „5“ написала „3“. Как бы я сейчас жила?!»
«Я же живу», – хотелось зло сказать Асе.
Анна Исаевна, палочка-выручалочка, нянчилась с Данюшей. Жарила картошку, поила чаем с молоком Еленку, у которой плохо прибывало молоко. И малыша, из-за дороговизны молочных смесей, прикармливала нежно взбитым пюре с козьим молоком.
Данюша рос болезненным: север, не хватало витаминов и солнца. Не хватало Елениной зарплаты на рыночную витаминизированную зелень и прозрачные от сока фрукты. Тем более – везти Данюшу к морю на юг. Снова выручала Анна Исаевна: кряхтя несла из подпола баночки с перетёртыми с сахаром ягодами. А квартплату и вовсе перестала брать с молодой матери.
Тут
