популярный русский рок до пережеванных кассет, пока слова и музыка не начинали выползать из старенького красного магнитофона на стол коричневой лентой. Я тогда заматывала цветным карандашом эту ленту обратно в кассету и снова слушала до одурения. А с появлением кассетного плеера, подаренного на двенадцатилетние, жизнь моя стала настоящим киносериалом.
Однажды я придумала себе вот что: я главная героиня очень увлекательного фильма, всё, что находится вокруг меня, – это хорошая работа художника по декорациям, всё, что происходит со мной, – неплохо прописанный сценарий, все люди рядом – это артисты, а вся музыка в моей голове – саундтреки. Так я и жила с наушниками в ушах достаточно долго. Только через годы узнала, что фильм по моей идее уже давно сняли с Джимом Керри.
Дальше я подросла, и стало всё, конечно, хуже (с возрастом всё только усугубляется) – я опустилась до русского арт-хауса. Быстро пришло понимание, что человек, который прописывал героев и события в моей жизни, – очень талантливый сценарист. Скорее всего, даже с «Мосфильма». Только вот ему, кажется, так и не заплатили за прошлый проект. Именно поэтому он в каждой сцене пишет глупую отсебятину, ну, чтобы насолить режиссеру. Но режиссер, по ходу, всегда находится в рекурсивной истерике и в сценарий особо не вчитывается, отдавая предпочтение картинке. Наверное, он думает, что снимает драмкамеди, не смею его разуверить. И пока режиссер выбирает ракурс и подбирает экстерьер, оператор валяется где-то пьяненький после очередной бесконечной смены. Так и приходится с ними жить. Единственное, что не может не радовать, – работа композитора. Продюсеры подобрали добротного. Пишет автор редко, но попадает в самое оно, на разрыв сердечных клапанов. Чаще про грусть, но с такой съемочной группой невозможно не загрустить. Шах и мат вам, господин режиссер! Только на музыке и выезжаете.
И, как поют классики, «музыка нас связала». С Вадиком я познакомилась под Земфиру.
В июне две тысячи двенадцатого года Кулагин спросил:
– Хочешь?
А я без раздумья сразу замахала головой: «Еще бы!»
Седьмое июня, утро, мы с оператором Сёмой едем снимать «Нашествие». В вечерней программе заявлена Земфира, и я всю дорогу до Большого Завидово продумываю план, как прорваться к ней в гримерку для небольшого, крохотного, эксклюзивного интервью. Но вместо интервью два часа блюю в кустах у сосны, а кто-то держит мои волосы.
– Чтобы не запачкалась, – так осторожно говорит мне парень сверху.
Это был мой Вадик. У каждого ненормального человека есть свой нормальный друг. Вот мой нормальный друг – Вадим.
– Пустота – если одним словом. Когда совсем ничего не чувствуешь, совсем и ничего. И мне всё равно на эту пустоту, на этих людей, обстоятельства, даже на этих корреспондентов-бунтарей, которые увольняются каждые два месяца, – мне всё равно. Они просто почему-то думают, что могут что-то изменить, но это не так.
– Ты устала просто.
Через час я уже валялась на красном диване в гостиной.
