и ушла от Александра. Оказалось, Бо тоже искал ее. Узнавал от общих знакомых о ее поездках и однажды даже приехал на один из курортов, где Рут отдыхала, но уже не застал ее.
Боже, что это была за любовь!.. Любовь-боль, любовь-наслаждение, любовь-смерть и любовь-рождение. Кому нужно такое чувство, если ради него жертвуешь ребенком и мужем (от которого ничего, кроме добра, не видела)? Когда оказывается, что все друзья были не ваши, а его? Когда даже родители не могут простить тебя и принять твой выбор? Когда дремавшая до этого ревность поднимается темной волной и душит тебя всякий раз, когда взгляд любимого падает на другую женщину? Когда мысль о том, что если родится ребенок, то его любовь разделится между вами, и это невыносимо?..
Кому нужно это сумасшествие, длящееся годами? И только его присутствие, его рука, сжимающая твое плечо, приносят небольшое облегчение. И только его тело, его дыхание и даже запах – источники наслаждения – немыслимого, мучительного и невыносимого… И только собственное тело становится единственной реальностью и единственным источником счастья…
Наваждение, длящееся пятнадцать лет. Пока однажды родная дочь, которая так и не простила матери, что та бросила их с отцом, не выкрикнула ей правду: мол, у ее горячо любимого Бо на стороне растет сын от другой женщины…
Солнце спряталось за тучей. Рут расплатилась с официантом и тяжело поднялась с пластикового кресла. «Нужно успеть дойти до дождя», – подумала она, с улыбкой взглянув на малышей, убежавших от большой тучи к родителям, подальше от моря.
«Дети…» – подумала она и горько улыбнулась.
ВОСЬМИМАРТОВСКОЕ
Вечер не удался. Она сидела в ресторане напротив чужого мужчины, невольно забившись в угол, куда, в ожидании небывалого количества посетителей, был втиснут дополнительный стол.
Ресторан действительно был полон. Столики стояли так густо, что их неуклюжий разговор то и дело сбивался из-за обрывков чужого веселья. Веселья тех, чей праздник удался.
Она с унынием думала о том, как долго и тщательно собиралась на эту встречу. Как пыталась скрыть то, что он не должен был видеть: слегка набрякшие веки, усталую линию овала располневшего лица, ненужные складки на спине под тонким платьем, специально купленным для этой встречи.
Невпопад отвечая на вопросы, она вспоминала, как буквально летала месяц, получив от него весточку. Как по утрам затемно тащилась в тренажерку, чтобы привести себя в порядок. Как бегала к рекомендованной парикмахерше, отвалив четверть зарплаты на прическу с мудреным окрашиванием.
И все усилия ради этого мужика – неотесанного, чужого. Который даже дверь не открыл перед ней… Вместо этого уверенной походкой зашел в ресторан, чуть не придавив ее дверью. Бросил пальто гардеробщику и стоял со скучающим лицом, пока она, запыхавшись от бега за ним, раздевалась, путаясь в крючках редко носимой шубы. И даже руки не подал, чтобы взять эту шубу, которую она бережно передала гардеробщику.
Потом
