очередной кусок омлета,– И я тебе помогу.
4
Обедали, как положено, в столовой, на хрустящей скатерти и сверкающими серебряными ложками. Только уселись – и мордатый, с лихими шляхетскими усами на красном от кухонного жара лице Алесь Бзур-Верещака уже вносит суп-крупник, рубленые котлеты и немыслимо длинные огурцы на закуску.
Конечно, хозяйство Крашевских было слишком невелико, чтобы содержать отдельного повара. Даже если никто из домашних не желал готовить, хватило бы и обычно приходящей кухарки, чтобы накормить всех слуг. Её хватило бы даже, чтобы приготовить на всех гостей в тот знаменательный день, когда пани генеральше будут нужны уже настоящие похороны.
Но генеральша Крашевская жила по-старинному, денег не считала и умирать не спешила. К тому же, повар её развлекал.
Целестине тоже было с ним весело. Его кухня ей тоже нравились, – это было куда вкусней, чем у родителей. Ей немного нравилось даже его ворчание.
А ещё ей понравилось происшествие этой зимы.
Бзур-Верещака узнал от мясника, что в ресторане “Белая Русь” повар использует эстонский разрыхлитель, нарезает мясо вдоль волокон и стряпает ещё какую-то несуразицу, а называет это “народной кухней”. Возмущённый кухмистер вспомнил, что он потомок литвинских рыцарей, и немедленно отправился в этот вертеп кулинарного разврата.
Прошествовал через банкетный зал (посетители решили, что это этнографическая постановка), вошёл на кухне и потребовал к себе самого главного повара. Потому что этот повар – не прав!
…Но никакого главного повара там не оказалось. Вместо него были помощники, которые и объяснили, что главный повар на кухне упразднён. Каждый готовит теперь сам, как привык и как бог на душу положит. Чтобы получилась настоящая народная кухня.
– Это вы у красных этому научились?– сурово спросил Бзур-Верещака.
– Нет, сами придумали. Никто не жаловался пока.
Домой потомок литвинских рыцарей вернулся понурый, и даже его знаменитые усы обвисли.
– Теперь уже на кухне большевизм,– возмущался он за столом ближайшего ужина.
– В каком смысле?– спросила Целестина,– Там вся еда теперь красная?
– Там вся еда теперь партийная!– говорил он.– А это похлеще, чем проверка на кошерность. Никакого начальства, одни советы. Ты просто не понимаешь, насколько важна для большевиков – партия! Партия из большевиков состоит, и она же за них всё решает. Вообще, наш век – это век партий. Это страшно, конечно. Непонятно, с кем бороться, кто виноват. Партия решила – всё, будет делать и никак ты этот холодец ползучий не остановишь. Она тянет к тебе руки и сколько их ни руби, голову не отрубишь. Просто не власть, а холодец! И в этом холодце кто угодно завязнет. Ох, горе нам, что с ними будет. Понаставят фабрик-кухонь и пустят нас всех на гуляш!
– Может быть, они так защищаются?– предположила Целестина, невольно косясь на бабушку.
Пани генеральша смотрела всё так же невозмутимо, без тени испуга
