фаворитки, когда госпожа де Шеврез похвалила ей красоту мадам д'Этиоль. Это свидетельство Вольтера, к сожалению, запоздалое и почти единственное в своем роде, ибо нельзя доверять подложным мемуарам Ришелье, по словам которого еще при жизни герцогини де Шатору малышка д'Этиоль якобы стремилась всеми способами приблизить к себе короля. Зато существует подозрение, что впоследствии Ришелье был одним из устроителей их соединения.
В доме своей кузины, мадам д'Эстрад, Жанна-Антуанетта коротко познакомилась с аббатом де Берни, и тот, к тому времени еще не получивший сана, охотно воздавал похвалы ее прелестям. Маркиз де Вальфон, друг Морица Саксонского, увидев ее однажды за ужином, назвал ее в своих мемуарах «молодой, миловидной, исполненной дарований».
Необходимо также привести свидетельство председателя парламента Шарля Жана Франсуа Эно, известного историка, члена Французской академии и преданного друга королевы, познакомившегося с госпожой д'Этиоль в 1742 году. Он пишет в письме к госпоже дю Деффан, что присутствовал на представлении, где Жанна-Антуанетта пела вместе со своим учителем, актером Желиотом: «Мне показалось, что он был в своей стихии. Но там я встретил одну из самых красивых женщин, каких когда-либо видел: это госпожа д'Этиоль; она прекрасно знает музыку, поет с отменной веселостью и вкусом, знает сотню песен, играет в спектаклях в Этиоле, где есть машины и смена декораций. Париж восхитителен невероятным разнообразием обществ и бесчисленными развлечениями. Меня весьма просили засвидетельствовать все это в стране, которую я очень любил, где провел свою юность, и в том самом доме, которым владел мой отец и где с тех пор истратили сто тысяч экю».
Следующей зимой Эно приглашал госпожу д'Этиоль на свои знаменитые ужины, объединявшие всех, кто имел вес в городе и при дворе.
Другие обстоятельства приблизили молодую женщину к Версалю, а ее имя – к ушам короля. У мадам де Вильмер мадам д'Этиоль была допущена сыграть в спектакле – на сей раз с герцогом де Нивернуа, герцогом де Дюрасом и лично самим Ришелье.
Тем не менее, несмотря на это неоспоримое продвижение по общественной лестнице, казалось маловероятным, что молодой мещанке когда-нибудь удастся осуществить свою безрассудную мечту.
Возвращение Людовика XV к религиозным помыслам во время болезни в Меце, затем внезапная реабилитация герцогини де Шатору, объявленная по возвращении в Версаль, казалось, лишили госпожу д'Этиоль последнего шанса, хотя ее мать и подталкивала ее в желаемом направлении.
Сложное чувство, в котором было больше гордости, нежели корысти, охватило ее целиком, и, будучи окруженной заботами супругой и матерью маленькой дочки, она тайно пылала страстью к Людовику Возлюбленному.
Госпожа д'Этиоль с ее матерью имели достаточно легкий доступ в Версаль, так как Бине, первый камер-лакей Людовика XV, сменивший Башелье, был довольно близким родственником Ле Норманов. Уверяют, что Бине, возможно, не играл той роли, какую ему приписывает
