по широкой лестнице. «Фамилия Ротвелл-Хайд может оказаться распространенной, – думала она. – Вероятно, в телефонном справочнике записан как минимум десяток Ротвелл-Хайдов, рассеянных по стране. Никто, живя здесь, не станет посылать дочь учиться в другое графство, это не имеет смысла».
Джаспер остановился у подножия маленькой, в несколько ступенек, лесенки, ведущей в мрачный, отделанный деревом коридор с единственной дверью в конце.
– Твоя комната там, но мы пойдем ко мне. У меня разожжен камин и где-то есть бутылка водки. Ты выглядишь так, словно стопочка тебе не помешает.
– Я в порядке. – Ей потребовалось сделать усилие, чтобы голос звучал ровно. – Прости, Джаспер. Я должна была поддержать тебя, а вместо этого твои родители, наверное, думают, что их сына угораздило связаться с неврастеничкой.
– Не глупи. Они были в восторге. Во всяком случае, пока ты чуть не свалилась в обморок лицом в тарелку. Я понимаю, что рыба была мерзкой…
– Не настолько. – Софи засмеялась.
– Тогда что?
За время знакомства Софи рассказала Джасперу множество смешных историй о своем детстве: не каждая девушка могла похвастаться тем, что росла в автобусе, разрисованном цветами и пацифистскими лозунгами, с мамой, которая называла себя Радугой, красила стриженные ершиком волосы в пурпурный цвет и принципиально не носила бюстгальтер.
Но память Софи хранила и другие истории, которыми она не делилась. Они относились к годам, когда тетя Джанет взяла ее под опеку и отправила перевоспитываться в закрытую частную школу – на растерзание Олимпии Ротвелл-Хайд и ее подпевалам…
Она с улыбкой покачала головой:
– Просто устала. Честно.
– Тогда пошли. – Джаспер двинулся дальше по коридору, яростно потирая руки. – Здесь достаточно постоять без движения секунду, чтобы превратиться в ледяной столп. Надеюсь, ты захватила теплое белье.
– Пожалуйста, ни слова больше про белье! Оно и так уже отхватило слишком большую роль в этом уик-энде, а ведь он только начался. – Вместе с воспоминаниями о приключениях сумки на ум Софи пришел телефонный разговор, подслушанный Китом в поезде. – По-моему, я сделала все возможное, чтобы не понравиться твоему брату.
– Сводному брату, – поправил ее Джаспер с горечью. – Не беспокойся насчет Кита. Ему никто не нравится. Он приезжает сюда, чтобы судить нас всех.
– Я здесь из-за него, да? Ты больше боишься реакции Кита, чем родителей.
– Шутишь? Ты же видела отца. Он принадлежит к поколению, которое свято уверено, что гомосексуалисты одеваются в розовое и носят сумочки.
– А в чем оправдание Кита?
Джаспер помедлил перед закрытой дверью, опустив голову. В Лондоне он всегда укладывал волосы гелем и подводил глаза – без всего этого его тонкое благородное лицо казалось очень юным и странно беззащитным.
– Кит не любит меня. Я каждый день чувствовал это, пока рос. Он не говорил и не делал ничего ужасного, но от него прямо несло холодом,
